Введение. Российско-французские отношения

Обострение отношений между СССР и США Сразу же после ввода советских войск в Афганистан президент А. Картер обратился к Брежневу и крайне негативно расценил тот акт, предупредил Советский Союз о негативных последствиях такого шага. Руководители КПСС направили

Недолго союзники праздновали победу над гитлеровской Германией. Вскоре после окончания войны их разделил железный занавес. Демократический и «прогрессивный» Запад видел новую угрозу в лице «тоталитарного» коммунистического режима СССР.

В ожидании перемен

По итогам Второй мировой войны СССР окончательно вошел в число сверхдержав. Наша страна имела высокий международный статус, который подчеркивался членством в Совбезе ООН и правом вето. Единственным конкурентом Советского Союза на международной политической арене выступала другая сверхдержава – Соединенные Штаты Америки. Неразрешимые идеологические противоречия между двумя мировыми лидерами не позволяли надеяться на устойчивые отношения.

Для многих политических элит Запада радикальные перемены, произошедшие в Восточной Европе и некоторых странах Азиатского региона, стали настоящим шоком. Мир оказался разделен на два лагеря: демократический и социалистический. Лидеры двух идеологических систем США и СССР в первые послевоенные годы еще не понимали пределов терпимости друг друга, а поэтому заняли выжидательную позицию.

Гарри Трумэн, сменивший на посту американского президента Франклина Рузвельта, выступал за жесткое противостояние СССР и коммунистическим силам. Практически с первых дней президентства новый глава Белого дома приступил к пересмотру союзнических отношений с СССР – одного из основополагающий элементов политики Рузвельта. Для Трумэна принципиальным было вмешательство в послевоенное устройство стран Восточной Европы без учета интересов СССР, и если потребуется, то с позиции силы.

Запад действует

Первым затишье нарушил британский премьер Уинстон Черчилль, который дал задание начальникам штабов оценить перспективы военного вторжения в СССР. План операции «Немыслимое», запланированной на 1 июля 1945 года, предусматривал молниеносное нападение на СССР с целью смещения коммунистического правительства. Однако британские военные посчитали такую операцию невозможной.

Очень скоро Запад обзавелся более эффективным средством давления на СССР. 24 июля 1945 года во время заседания на Потсдамской конференции Трумэн намекнул Сталину о создании американцами атомной бомбы. «Я непринужденно заметил Сталину, что мы имеем новое оружие необычайной разрушительной силы», – вспоминал Трумэн. Американский президент посчитал, что Сталин не проявил особого интереса к этому сообщению. Однако советский лидер все понял и вскоре дал распоряжение Курчатову укорить разработки собственного ядерного оружия.

В апреле 1948 года в силу вступил план, разработанный госсекретарем США Джорджем Маршаллом, который на определенных условиях предполагал восстановление экономики европейских стран. Однако помимо помощи «план Маршалла» предусматривал постепенное вытеснение коммунистов из властных структур Европы. Бывший вице-президент США Генри Уоллес осудил «план Маршалла», назвав его инструментом холодной войны против России.

Коммунистическая угроза

Сразу после войны в Восточной Европе при активном содействии Советского Союза начал формироваться новый политизированный блок стран социалистического содружества: в Албании, Болгарии, Венгрии, Румынии, Польше, Югославии и Чехословакии к власти пришли левые силы. Более того, коммунистическое движение набрало популярность и в ряде государств Западной Европы – Италии, Франции, Германии, Швеции.

Во Франции, как никогда, была высока вероятность прихода коммунистов к власти. Это вызывало недовольство даже в рядах европейских политиков, симпатизировавших СССР. Лидер французского Сопротивления во время войны генерал де Голль прямо называл коммунистов «сепаратистами», а генеральный секретарь Французской секции Рабочего интернационала Ги Молле заявил депутатам-коммунистам в Национальном собрании: «Вы не слева и не справа, вы – с Востока».

Правительства Англии и США открыто обвиняли Сталина в попытке коммунистического переворота в Греции и Турции. Под предлогом ликвидации коммунистической угрозы со стороны СССР для оказания помощи Греции и Турции предусматривалось выделение 400 млн. долларов.

Страны западного блока и социалистического лагеря встали на путь идеологической войны. Камнем преткновения продолжала оставаться Германия, которую бывшие союзники, несмотря на возражение СССР, предлагали поделить. Тогда Советский Союз неожиданно поддержал президент Франции Венсан Ориоль. «Я нахожу абсурдной и опасной эту идею разделить Германию на две части и использовать ее как орудие против Советов», – заявлял он. Впрочем, от разделения Германии в 1949 году на социалистическую ГДР и капиталистическую ФРГ это не спасло.

Холодная война

Речь Черчилля, которую он произнес в марте 1946 года в американском Фултоне в присутствии Трумэна, можно назвать точкой отсчета холодной войны. Несмотря на лестные слова в адрес Сталина, сказанные несколько месяцев назад, британский премьер обвинял СССР в создании железного занавеса, «тирании» и «экспансионистских тенденциях», а коммунистические партии капиталистических стран назвал «пятой колонной» Советского Союза.

Разногласия между СССР и Западом все сильнее втягивали противоборствующие лагеря в затяжное идеологическое противостояние, которое в любой момент грозило вылиться в настоящую войну. Создание в 1949 году военно-политического блока НАТО приблизило вероятность открытого столкновения.

8 сентября 1953 года новый президент США Дуайт Эйзенхауэр писал государственному секретарю Даллесу по поводу советской проблемы: «В нынешних обстоятельствах мы должны были бы рассмотреть, не является ли нашей обязанностью перед грядущими поколениями начать войну в благоприятный, избранный нами момент».

Теме не менее именно в период президентства Эйзенхауэра США несколько смягчили свое отношение к СССР. Американский лидер не раз раз выступал инициатором совместных переговоров, стороны существенно сблизились в своих позициях по германской проблеме, договорились о сокращении ядерного оружия. Однако после того как в мае 1960 года над Свердловском был сбит американский самолет-разведчик, все контакты прекратились.

Культ личности

В феврале 1956 года Хрущев выступил на XX съезде КПСС с осуждением культа личности Сталина. Это событие неожиданно для советского правительства ударило по репутации Коммунистической партии. Критика в адрес СССР посыпалась со всех сторон. Так, шведская Компартия обвинила СССР в том, что, скрывая информацию от иностранных коммунистов, ЦК КПСС «щедро делится ею с буржуазными журналистами».

Во многих компартиях мира создавались группировки в зависимости от отношения к докладу Хрущева. Чаще всего оно было негативным. Одни говорили, что историческая правда была искажена, другие считали доклад преждевременным, а третьи и вовсе разочаровывались в коммунистических идеях. В конце июня 1956 года в Познани прошла демонстрация, участники которой несли лозунги: «Свободы!», «Хлеба!», «Бога!», «Долой коммунизм!»

5 июня 1956 года на резонансное событие отреагировала американская газета «Нью-Йорк таймс», опубликовав полный текст доклада Хрущева. Историки полагают, что материал выступления главы СССР попал на Запад через польских коммунистов.

Отказ Румынии подписать одновременно с Францией и Польшей пакт о ненападении с СССР поставил ее, по признанию Н. Титулеску, в состояние «большой изоляции»828. Эта изоляция была особенно ощутима в условиях обострившейся международной обстановки из-за прихода в Германии к власти фашистов. В связи с их атаками против Версальской системы заметно оживились ревизионистские тенденции в Венгрии. Положение усугублялось тем, что творцы этой системы, в первую очередь Англия, да и некоторые влиятельные круги во Франции, еще до прихода к власти Гитлера проявляли явную тенденцию договориться с Германией, восстановившей при помощи американских и английских банкиров свой военно-промышленный потенциал (признали за ней «равноправие» в вооружениях, освободили ее от уплаты репараций и т. д.). Вскоре такие же уступки были сделаны и бывшим союзникам Германии по первой мировой войне.

Развитие мировых событий, все более настойчивые требования хортистской Венгрии о пересмотре Трианонского договора вызвали серьезную тревогу в Румынии. Стремясь усилить пошатнувшиеся внешнеполитические позиции своей страны, Н. Титулеску выступил одним из инициаторов укрепления Малой Антанты, которую надеялся превратить в эффективное орудие защиты интересов королевской Румынии. Состоявшаяся в Женеве. в середине февраля 1933 г. очередная конференция министров иностранных дел Малой Антанты утвердила «Организационный пакт», согласно которому входящие в нее страны обязывались не заключать сколько-нибудь важные политические договоры и экономические соглашения без единодушного согласия, а также отстаивать статус-кво в Центральной Европе.

Все больше ощущая угрозу со стороны Германии и Венгрии, страны Малой Антанты, занимавшие враждебную позицию в отношении Советской страны, были вынуждены искать пути для налаживания отношений с ней, поскольку роль СССР как фактора мира возрастала с каждым днем. Как отмечал впоследствии П. Тольятти в докладе на VII конгрессе Коминтерна, «обнаружилось временное совпадение постоянных целей мирной политики Советского Союза и временных целей политики некоторых капиталистических государств»829.

Проявлением такого совпадения явилась, в частности, позиция стран Малой Антанты в отношении советского проекта соглашения об определении агрессора, представленного в феврале 1933

г. конференции по резоружению. Значение этого предложения для многих стран возрастало в связи с начавшимися тогда переговорами относительно заключения «пакта четырех» (Англии, Франции, Италии и Германии), предусматривавшего ревизию Версальской системы при тесном сотрудничестве его участников, которые должны были вершить все дела в Европе.

Советское правительство заняло отрицательную позицию по отношению к «пакту четырех»830, справедливо усматривая в нем инструмент, который может быть использован в антисоветских целях. Резко выступали против «пакта четырех» страны Малой Антанты и Польша831, опасавшиеся стать объектами политических комбинаций великих держав. В создавшейся ситуации министр иностранных дел Чехословакии Э. Бенеш заявил 19 апреля 1933 г.

полномочному представителю СССР во Франции В. Довгалевско- му, что «если Малой Антанте не удастся провалить пакт, то перед ней станет вопрос о заключении в противовес директории другого пакта с участием СССР»832.

В итоге Малая Антанта поддержала советский проект международной конвенции об определении агрессора. С особым усердием" его отстаивал Н. Титулеску. 19 мая 1933 г. на заседании Комитета безопасности Лиги наций он заявил, что советское предложение является единственной ценной работой конференции833.

Одновременно Э. Бенеш вел переговоры относительно заключения пакта о ненападении между СССР и странами Малой Антанты и о взаимном признании де-юре. Первый зондаж на этот счет был предпринят им еще в марте 1933 г. В беседе с полпредом в Чехословакии А. Я. Аросевым он уверял, что «Малая Антанта намерена установить с СССР нормальные отношения, и в первую очередь подписать пакт о ненападении». Бенеш заявил, что Румыния готова даже принять согласованный в сентябре 1932

г. советско-румынский текст пакта «с некоторыми изменениями», которые, по мнению.чехословацкого министра, «будут приемлемы» для СССР834.

Однако Советское правительство имело основания сомневаться в желаннн королевской Румынии достигнуть такого соглашения. Его сомнения подтвердились, когда 16 июня 1933 г. во время встречи с М. М. Литвиновым в Лондоне Э. Бенеш сделал предложение «заключить единый пакт о ненападении между Малой Антантой и СССР» при условии отказа Советского Союза от Бессарабии. Нарком иностранных дел СССР, естественно, отверг это предложение, заявив, что Советский Союз «готов на пакт со всеми тремя странами, на гарантию ненападения на Румынию с оставлением бессарабского вопроса открытым»835.

Следует отметить, что страны Малой Антанты, в том числе Румыния, вели в это время более сложную дипломатическую игру, чем могло показаться на первый взгляд. Не отказываясь от союза с Францией, правящие круги Румынии старались наладить экономическое и политическое сотрудничество с Германией. В контактах с германскими дипломатами Кароль II, Титулеску, румынский посланник в Берлине Комнен давали понять, что они готовы не противодействовать ревизионистским требованиям Германии и игнорировать интересы своих союзников, если в свою очередь Берлин не будет поддерживать притязания хортистской Венгрии на Трансильванию. Но гитлеровцы требовали изменения всего внешнеполитического курса Румынии, на что официальный Бухарест пока не решался. Лишь крайне реакционные политические деятели (О. Гога, А. Куза и др.) открыто ставили вопрос о переориентации румынской внешней политики на фашистскую Германию97.

Как бы там ни было, 3 июля 1933 г. в Лондоне Титулеску в числе первых поставил свою подпись под предложенной Советским Союзом «Конвенцией об определении нападения» (агрессии). В обстановке все усиливавшейся международной напряженности подписание Лондонских конвенций явилось, по словам М. М. Литвинова, «новым звеном в цепи мероприятий Советского правительства, систематически направленных на укрепление его мирных отношений с соседями»836. Обращаясь к М. М. Литвинову, Н. Титулеску сказал: «Соглашение, которое, я сегодня подписал, имеет особое значение для моей страны. Оно означает первый и значительный этап пути, который ведет к нормализации наших отношений»837. Этот акт способствовал выводу Румынии из изоляции, в которой она оказалась в результате отказа подписать в 1932 г. одновременно с Францией и Польшей пакт о ненападении с Советским Союзом.

Некоторые высокопоставленные государственные деятели королевской Румынии, в том числе тогдашний премьер-министр

А. Вайда-Воевод, сам Титулеску, его заместитель С. Рэдулеску, ряд румынских и зарубежных буржуазных газет пытались изобразить Лондонские конвенции как «ликвидирующие бессарабский вопрос». Особенно изощрялась в этом отношении пресмыкавшаяся перед оккупантами бессарабская буржуазная печать («Бессарабское слово» и др.), пытавшаяся внушить трудящимся края мысль о вечности оккупационного режима и бессмысленкос- ти борьбы против него. Разоблачая маневры реакции, подпольная газета «Красное знамя» (орган Бессарабского обкома КПР) уточняла: «Подписанная конвенция отнюдь не является признанием Бессарабии за Румынией». Призывая массы к дальнейшей борьбе за освобождение края и воссоединение его с Советской Родиной, газета подчеркивала, что «в этой борьбе рабочие и крестьяне Бессарабии всегда будут иметь на своей стороне всех трудящихся СССР, которые не признавали и не признают оккупации Бессарабии румынской буржуазией»838.

В том же духе выступал журнал «Красная Бессарабия», издававшийся в Москве Центральным Советом Общества бессарабцев839.

Никаких сомнений относительно того, как следует понимать Лондонскую конвенцию в связи с взаимоотношениями СССР и 97

См.: Копанский Я. М., Левит И. Э. Происки гитлеровской Германии в Румынии и новые тенденции во внешней политике румынских правящих кругов (1933-1934 гг.).- В кн.: Германская восточная политика в новое и новейшее время. М., 1974, с. 212-221.

Румынии не оставило выступление советского наркома по иностранным делам на VI сессии ЦИК СССР 29 декабря 1933 г. «То обстоятельство, - сказал М. М. Литвинов, - что этот акт был совершен, несмотря на то, что с одной из стран - с Румынией - не разрешены еще старые споры, только увеличивает значение его»840. Советский нарком подчеркнул, что Лондонская конвенция «открывает возможности для дальнейшего сближения» между СССР и другими участниками соглашения.

Необходимость такого сближения диктовалась усложнявшимся международным положением, угрозой новой мировой войны. Зловещими предупреждениями на сей счет явились уход представителей Германии в октябре 1933 г. с конференции по разоружению и последовавший за этим выход страны из Лиги наций.

В такой обстановке роль СССР как фактора мира возросла еще больше. Крепнущее могущество Советского Союза в результате успехов в строительстве социализма, последовательная борьба за мир высоко подняли международный авторитет СССР. Многие страны, в том числе США, долгие годы проводившие политику непризнания первого в мире пролетарского государства, установили с ним дипломатические отношения. Во Франции ряд видных политических деятелей (Ж. Поль-Бонкур, Э. Эррио, Л. Барту, П. Кот и др.), трезво оценивших угрозу со стороны фашистской Италии н особенно гитлеровской Германии, усиленно ратовали за сближение с СССР. 31 октября 1933 г. министр иностранных дел Франции Ж. Поль-Бонкур говорил М. М. Литвинову о необходимости подумать «о контрмерах в случае вооружений и подготовки Германии к войне, причем упоминал несколько раз о взаимной помощи в дополнение к пакту о ненападении»841.

В декабре 1933 г. ЦК ВКП(б) принял специальное постановление о развертывании борьбы за создание эффективной системы коллективной безопасности в Европе842. На его основе НКИД СССР разработал развернутый план создания такой системы, который 20 декабря 1933 г. был одобрен Политбюро ЦК ВКП(б). Он предусматривал среди прочего предложение о заключении многостороннего регионального договора, который впоследствии получил название Восточного пакта («Восточного Локарно»). 28

декабря 1933 г. советское предложение было передано Поль- Боикуру. Начались многомесячные переговоры о проекте пакта и составе его участников843.

Под влиянием этих событий усиливались тенденции к нормализации отношений с Советским Союзом и в Румынии. Все настойчивее добивались этого румынские трудящиеся. Правящие круги страны ие могли не считаться с этим. Они вынуждены были учитывать также советско-французское сближение, заинте- рссованность Чехословакии в скорейшем установлении дипломатических отношений с СССР. Известный своей профранцузской ориентацией и приверженностью к Малой Антанте румынский министр иностранных дел"Н. Титулеску, оценив обстановку, становится поборником нормализации отношений с великим восточным соседом. Во время визитов в октябре 1933 г. в Варшаву и Анкару в выступлениях на официальных приемах и перед представителями прессы, при встречах с советскими дипломатами он демонстративно подчеркивает желание продолжить процесс, начатый подписанием Лондонских конвенций.

Проблема урегулирования отношений с Советским Союзом продолжала занимать важное место в дискуссиях по вопоосам Енешнен политики, которые велись в рамках Малой Антанты и между ее участниками и Францией. Последняя, заинтеоесочрмняя в сближении с СССР, стремилась, чтобы и ее союзники г, Центральной и Юго-Восточной Европе следовали по тому же ПУТИ. Во время чехословаико-французских переговоров в Париже 14- 19 декабря 1933 г. «была подчеркнута необходимость продолжать ПОЛИТИКУ сближения на Балканах и с Россией»844. На состоявшейся 22-23 января 1934 г. сессии Постоянного совета Малой Антанты было принято решение «о своевременности возобновления государствами-членами Малой Антанты нормальных дипломатических отношений с Союзом Советских Социалистических Республик, как только будут налицо необходимые дипломэтиче- скир и политические условия»845.

Наличие в решении ОГОВОРКИ отражало разногласия между странами Малой Антанты по ВОПРОСУ О РПРМРНИ И УСЛОВИЯХ установления дипломатических отношений с СССР, проистекающее из различия внешнеполитических целей участников союза.

Чехословакия, международное положение которой резко УХУДШИЛОСЬ после безуспешных попыток сблизиться с Польшей и заключения 2R января 1934 г.

Германо-польского договопа о ненападении. образовавшего 6ПРШЬ в РЯЛЯХ государств, КОТОРЫМ vrnn- жали ревизионистские устремления Гитлера, и носившего не только антисоветский, но и подчеркнуто антинрупеловацкий характер, торопила с нормализацией отношений с СССР.

Иную позицию-занимала Югославия, правящие круги КОТОРОЙ гю-тгпржнему упорно сопротивлялись нормализации отношений с СССР.

Что касается румынской дипломатии, то, рассматривая сближение с СССР как фактор, укрепляющий внешнеполитические позиции Румынии, она вместе с тем опять пыталась использовать ’’ямечавшуюс.я нормализацию для увековечивания оккупации Бессарабии. С этой целью на Загребской сессии Малой Антанты Титулеску добился, чтобы вд принятия окончательного решения о признании СССР Малой Антантой ему была предоставлена воз можность договориться с М. М. Литвиновым об условиях установления дипломатических отношений между СССР и Румынией846.

Серьезным препятствием на пути нормализации советско-румынских отношений явилось все усиливавшееся сопротивление крайней реакции. Главари фашистских партий «Железная гвардия» и «Лига национал-христианской защиты» (кузисты), влиятельные профашистские деятели Г. Брэтиану, О. Гога и другие не только выступали против такой нормализации, но и вообще стали требовать пересмотра внешней политики Румынии, отказа от союза с Францией и Чехословакией, «переориентации внешнеполитической линии по примеру Польши» на фашистскую Германию, якобы единственно способную «поглотить весь экспорт» и «гарантировать границы Румынии»847.

Правители рейха, со своей стороны, используя различные рычаги, небезуспешно воздействовали на внутриполитическую борьбу в Румынии. В ответ на предложения последней об усилении румыно-германских экономических связей, в Берлине ответили, что Германия «приносит жертвы только в защиту тех государств, которые не поддерживают ее политических противников», и поэтому ждет от Румынии «доказательств» отказа от прежней политики848, т. е. от союза с Францией и странами Малой Антанты. Гитлеровцы щедро снабжали своих румынских приверженцев деньгами и литературой, вели широкую подрывную деятельность, используя железногвардейцев и агентуру среди немецкого меньшинства в стране. Об усилившихся германских происках в Румынии, «где влияние фашистских идей за последнее время чрезвычайно возросло», говорил полпреду СССР в Анкаре премьер-министр Турции Исмет-паша849. 7 февраля 1934 г. посланник Румынии в Германии Н. Петреску-Комнен докладывал в Бухарест, что многие германские политические деятели выразили уверенность в том, что «Румыния станет первой страной, которая будет подражать Германии в своей внутренней политике и приблизится к ней во внешней политике»850. Немалые усилия для отрыва Румынии от Аіалой Антанты прилагал и Муссолини, соблазняя ее урегулированием территориального спора с Венгрией851.

Все это еще больше накаляло борьбу среди буржуазных партий и групп Румынии по вопросам внутренней и внешней политики. Одним из мрачных эпизодов этой борьбы было убийство железногвардейцами в ночь с 30 на 31 декабря 1933 г. премьер- министра И. Дуки - активного проводника профранцузского курса. Имели место организованные фашистскими главарями открытые антисоветские дебоши. Польский дипломат Ю. Лукасевич в беседах с М. М. Литвиновым и В. А. Антоновым-Овсеенко не отрицал возможности «переориентации Румынии на Германию» и согласился, что эволюция ее внутриполитической жизни представляет угрозу для безопасности СССР852.

Беспокойство развитием событий в Румынии проявлялось и в правящих кругах Франции, резонно усматривавших в личных симпатиях короля и окружающей его дворцовой клики к фашистам опасность потерять свою доселе послушную союзницу. Да и сам Титулеску в беседе с временным поверенным в делах СССР во Франции М. И. Розенбергом 18 апреля 1934 г. заявил, что Кароль IJ «является как-никак Гогенцоллерном, что от этого факта никуда не уйдешь и что поэтому от него ждать особого сопротивления германскому влиянию нельзя»853.

В нарочитом выпячивании Титулеску профашистских симпатий Кароля и многих влиятельных политических деятелей Румынии, а в связи с этим и трудностей, испытываемых им в проведении курса на нормализацию отношений с СССР, был элемент политического шантажа. Пытаясь сыграть на стремлении СССР к созданию системы коллективной безопасности в Европе в связи с угрозой фашистской агрессин, Н. Титулеску в беседах с советскими дипломатами внушал, что для завоевания румынской дружбы «нужно заранее устранить спорные вопросы». «За восстановление отношений, - говорил он, в частности, советскому дипломату Б. Е. Штейну 11 апреля 1934 г., - его (Титулеску.- Авт.) будут ругать правые. Он должен иметь возможность сказать, что он пошел на большой и стоящий акт, а не просто подписал и получил формальную бумажку»854. Титулеску явно намекал на желательность хотя бы косвенного признания Советским Союзом захвата Бессарабии Румынией. Об этом говорит и заявление румынского министра в упомянутой беседе с М. И. Розенбергом: «Достаточно было бы телеграммы Литвинова ему, Титулеску, о том, что СССР и Румыния друг другу в военном отношении гарантируют границы, чтобы покончить с фашизмом в Румынии»855.

Уже в ходе этих бесед Титулеску заявлял, что в случае установления дипломатических отношений между СССР и Румынией он будет против открытия советского консульства в Бессарабии856.

Титулеску рассчитывал получить косвенное признание Советским Союзом Днестра в качестве границы между СССР и Румынией и при оформлении Балканского пакта четырех государств (Югославии, Румынии, Турции и Греции). Гарантируя друг другу границы, участники пакта стремились в первую очередь обезопасить себя от территориальных требований Болгарии, которая была не согласна с границами, навязанными ей Версальской системой договоров. Югославия помимо этого видела в пакте средство предотвращения или отражения возможной агрессии со стороны Италии, Что касается Титулеску, то последний полагал, что ввиду наличия у Турции договора о дружбе с СССР, согласно которому стороны обязались не подписывать соглашения с другими странами без взаимной консультации, отсутствие возражений со стороны Советского Союза против турецкого участия в Балканском пакте явится молчаливым отказом от Бессарабии, Эти же расчеты побудили румынского министра добиваться в октябре 1933 г. подписания договора о дружбе между Румынией и Турцией857.

Правительство СССР предвидело возможность превращения Балканского пакта в антисоветское орудие. 6 февраля 1934 г. в телеграммах, направленных М. М. Литвиновым представителю Советского Союза в Турции Я. 3. Сурицу, предлагалось обратить внимание турецкого правительства на то, что парафированный пакт «выходит за пределы Балкан и эвентуально гарантирует даже бессарабскую границу. Во всяком случае Турция дает Румынии дополнительную гарантию в мирное время, укрепляя этим ее позицию в возможных переговорах с нами о Бессарабии. Таким образом, пакт направлен и против нас». В связи с этим предписывалось: «Предложите Рюштю присоединить к пакту письменное заявление, что ни в каком случае Турция не будет считать себя обязанной принимать участие в каких-либо действиях, направленных против СССР»858.

Турецкому правительству пришлось принять во внимание демарш СССР. Согласно первой статье Балканского договора стороны гарантировали друг другу безопасность только их балканских границ, а в качестве приложения к договору было включено заявление Рюштю-бея о том, что «Турция ни в коем случае не будет считать себя обязанной принимать участие в какой-либо акции, направленной против Союза Советских Социалистических Республик»859.

Как стремление закрепить версальские границы Румынии следует рассматривать и попытку Н. Титулеску добиться включения Малой Антанты в состав участников Восточного пакта. Сообщая о своих беседах с румынским министром, советский дипломат М. И. Розенберг в письме иа имя М. М. Литвинова от 25 апреля 1934

г. высказал мнение, что таким путем Н. Титулеску старается силами СССР «страховать Малую Антанту» от территориальных посягательств Венгрии и Италии860.

В конце мая - начале июня начались прямые переговоры М. М. Литвинова с министрами иностранных дел стран Малой Антанты. Они носили напряженный характер, поскольку Титулеску добивался, чтобы СССР отказался от Бессарабии, на что Советское правительство, естественно, не могло пойти. «Со свойственной ему напористостью, - отмечает в своих дневниковых записях М. М. Литвинов, - Титулеску пытался вынудить у меня обещания, что мы не будем поднимать никогда бессарабского вопроса, и мне пришлось дать ему решительный отпор в присутствии Бенеша»861.

В условиях, когда правительство Польши заигрывалр с Германией, Э. Бенеш настаивал на скорейшей нормализации отношений с Советским Союзом. Активно воздействовал на страны Малой Антанты в этом направлении и новый министр иностранных дел Франции Л. Барту, продолжавший курс своего предшественника Поль-Бонкура на советско-французское сближение.

В такой обстановке 9 июля 1934 г. состоялся обмен письмами, оформивший установление нормальных дипломатических отношений между СССР и Румынией, СССР и Чехословакией862. Министр иностранных дел Югославии Б. Евтич так и не получил согласия Белграда на признание СССР де-юре.

Советская пресса дала высокую оценку установлению дипломатических отношений между СССР и двумя страйами Малой Антанты, подчеркнув значение этого события для укрепления мира в Европе и развития двустороннего сотрудничества863. Благоприятные отклики были получены и в тех международных кругах, в первую очередь французских, которые видели в сближении с СССР фактор укрепления мира.

Горячо приветствовали установление дипломатических отношений между СССР и Румынией прогрессивные силы Румынии, в первую очередь Коммунистическая партия. Но по-разному оно было воспринято и использовалось различными кругами господствующих классов. Правительство и королевский двор, стремясь поднять престиж короны и стоящей у власти либеральной партии среди широких кругов румынской общественности, заинтересованных в улучшении отношений с Советским Союзом, подчеркивали единодушие в вопросе об установлении дипломатических отноше- ний с СССР. С различными оговорками одобрили решение правительства и лидеры находившейся в оппозиции национал-цара- нистской партии - Ю. Маниу и И. Михалаке. Даже некоторые крайне правые политические деятели (типа О. Гоги) и органы печати («Универсул» и др.), ратовавшие за совсем иной внешнеполитический курс, в первые дни не решались прямо высказаться против акта 9 июня 1934 г.

Я давно уже думала о том, чтобы написать краткую исторю любви отношений России и Франции, но я нисколько не историк, и вот некоторые меня в этом опередили. В "Ъ" вышла недавно забавная статья на эту тему. Здесь я привожу краткий вариант с картинками и фотографиями.
История написана до 1990 года. Так что жду ваших предложений!)))

Все началось 1000 лет назад.
Дочь Ярослава Мудрого Анна в 1051 вышла замуж за Генриха I. Стала известна как Анна Русская. Во Францию она привезла Евангелие, на котором все французские короли приносят присягу (по легенде). В городе Санлис ей установлен памятник.

В 1573 году за польский трон боролись Иван Грозный и принц Генрих Анжуйский. Франция победила. Но Генрих и сын Грозного Федор Иоаннович состояли в переписке.

В 1600 году Годунов назначил капитаном наемников Жака Маржерета. Француз оставил после себя ценный труд «Состояние Российской державы и Великого княжества Московского».
В XVII веке русские послы на французских приемах требовали, чтобы король вставал с трона, спрашивая о здоровье русского царя. В то время как он оправдывал себя тем, что хотя бы снимает шляпу каждый раз при упоминании монарха.
Петр I эту несправедливость устранил. В 1717 году он посетил Францию лично. Великан просто покорил французов. Сен-Симон назвал его «великим» и «прославленным». Модники даже придумали костюм «а-ля царь».

Карета, которую Петр заказал в Париже.
В России страсть ко всему французскому проснулась при Елизавете Петровне. Говорят, что ее агенты рыскали по парижским модным лавкам, охотясь за шляпками и перчатками. В то же время появился карикатурный щеголь «Петиметр», сыплющий галлицизмами, и читатель французских философов, уважаемый в обществе человек. Царица дружила с Вольтером, Дидро, д’Аламбером, обычно это все знают из курса школьной истории.

Накануне революции императрица предложила печатать крамольную «Энциклопедию» революционеров, но потом сама же хлопотала о создании антифранцузской коалиции. А русские писатели все также ездили в Париж. Н.Карамзин писал: "Веселюсь и радуюсь живою картиною величайшего, славнейшего города в свете, чудного, единственного по разнообразию своих явлений".

Памятник Н.Карамзину
Спустя сто лет в Париж во главе победоносной армии вошел Александр I. Говорят, что с тех пор Россия перестала относиться к Франции как провинциалка, хотя французское глубоко проникло в русскую почву, но кроме Франции стали важны еще и английские книжки, да немецкие философы.

Французская литература до конца XIX века представляла страну на русском поле. Жорж Санд Стендаль, Бальзак, Гюго, Флобер, Золя, Гонкуры. А русской литературой во Франции занимался в основном Тургенев. Он дружил и с Мериме, и с Мопассаном.

Однако как-то раз в послании Наполеону III Николай I употребил в письме пренебрежительную форму «Господин друг мой» вместо принятого «Господин брат мой», что вылилось в Крымскую войну.
Страны снова сблизились, когда в 1891 году Александр III принял в Кронштадте французскую эскадру и стоя прослушал «Марсельезу».

В начале 1900-х российские коллекционеры начинают интересоваться импрессионизмом и постимпрессионизмом. В 1908 году журнал «Золотое руно» устраивает их выставку.
С 1906 года начинается эпоха Дягилева и «Русских сезонов» в Париже.

После революции Париж становится городом мечты и местом жительства русской эмиграции. Мережковский с Гиппиус, Бальмонт, Бунин, Борис Зайцев, Иван Шмелев, Георгий Иванов с Ириной Одоевцевой живут здесь.

Мережковский и Гиппиус в Париже
Французскую литературу в России по-прежнему любят, а вот интерес к эмигрантам не поощряют. Постепенно в СССР вспоминают и о коммунистах. Пабло Пикассо вступил в партию в 1944-м, а в 1956 году в Ленинграде открылась его выставка. На ее открытии писатель и журналист И.Эренбург произносит фразу, ставшую крылатой: «Товарищи, вы ждали этой выставки двадцать пять лет, потерпите теперь двадцать пять минут».

Пабло и Ольга
В 60-х французская культура становится все более массовым нарицательным. Фильмы с Жераром Филиппом, Ивом Монтаном и Жаном Маре, пластинки с песнями Эдит Пиаф, Жака Бреля, Шарля Азнавура, Джо Дассена знают в каждой приличной семье.