Дмитрий ростовский жития святых. Жития святых святителя Димитрия Ростовского

Текущая страница: 1 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 38 страниц]

Святитель Димитрий Ростовский
Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Том I. Январь

Оформление переплета Павла Ильина

Память 1 января

Слово на Обрезание Христово

Господь наш Иисус Христос, по истечении восьми дней от рождения, соизволил принять обрезание. С одной стороны, Он принял его для того, чтобы исполнить закон: «не нарушить закон пришел Я, – сказал Он, – но исполнить» (Мф. 5:17); ибо Он повиновался закону, дабы освободить от него тех, кто пребывал в рабском подчинении ему, как говорит апостол: «Бог послал Сына Своего, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных» (Гал. 4:5). С другой стороны, Он воспринял обрезание для того, чтобы показать, что Он принял действительно плоть человеческую, и чтобы заградились еретические уста, говорящие, что Христос не принял на Себя истинной плоти человеческой, но родился только призрачно1
Еретики, называвшиеся докетами, учили, что Бог не мог воспринять на Себя немощной плоти человеческой и что людям только казалось, будто Христос страдал и умер.

Итак, Он был обрезан, чтобы явно было Его человечество. Ибо если бы Он не облекся в нашу плоть, то как мог быть обрезан призрак, а не плоть? Святой Ефрем Сирин говорит: «Если Христос не был плотью, то кого обрезал Иосиф? Но как Он был воистину плотью, то и обрезан был как человек, и младенец обагрялся действительно Своею кровью, как сын человеческий; Он болел и плакал от боли, как подобает имеющему человеческую природу». Но, кроме того, Он принял плотское обрезание и для того, чтобы установить для нас духовное обрезание2
Т. е. крещение, которое, как ниже сказано, удаляет из человека греховные страсти.

; ибо, закончивши ветхий, касавшийся плоти3
Ветхий Завет по преимуществу содержал в себе постановления, касавшиеся внешнего благоповедения человека.

Закон, Он положил начало новому, духовному. И как ветхозаветный плотский человек обрезывал чувственную свою плоть, так новый духовный человек должен обрезывать душевные страсти: ярость, гнев, зависть, гордость, нечистые желания и другие грехи и греховные вожделения.

Обрезан же был Он на восьмой день потому, что предизображал нам кровью Своею грядущую жизнь, которая обыкновенно учителями Церкви называется восьмым днем или веком. Так, писатель канона на Обрезание Господне святой Стефан4
Святой Стефан Савваит – песнописец VIII века. Память его – 28 октября.

Говорит: «Будущаго непрестанною осмаго века жизнь изображает, в нюже Владыка обрезася плотию» 5
Служба Обрезанию Господню, канон, на 4-й песни.

И святой Григорий Нисский так говорит: «Обрезание по закону должно было совершаться в восьмой день, причем восьмое число предуказывало на восьмой, будущий век»6
Число семь в Священном Писании означает полноту. Посему, чтобы обозначить всю долговременность жизни этого мира, святые отцы употребляли выражение «семь веков» (или дней), а «восьмой век» (или день), естественно, уже должен был обозначать жизнь будущую.

Подобает также знать, что обрезание в Ветхом Завете было установлено во образ крещения и очищения прародительского греха, хотя тот грех и не очищался совершенно обрезанием, чего и не могло быть до тех пор, пока Христос добровольно не пролил за нас в страданиях Своей пречистой крови. Обрезание было только прообразом истинного очищения, а не самым истинным очищением, которое совершил Господь наш, взяв грех от среды и пригвоздив его на крест7
Кол. 2:14. Грех от среды – т. е. грех стоял как препятствие, перегородка, отгораживая человека от Бога. Но потом грех был пригвожден ко кресту, т. е. лишился всякой силы и не мог уже препятствовать человеку войти в общение с Богом.

А вместо ветхозаветного обрезания установив новое благодатное крещение водою и Духом. Обрезание было в те времена как бы казнью за прародительский грех и знаком того, что обрезываемый младенец зачат был в беззаконии, как говорит Давид, и в грехе родила его мать его (Пс. 50:7), отчего и язва оставалась на отроческом теле. Господь же наш был безгрешен; ибо хотя Он и по всему уподобился нам, но не имел на Себе греха. Подобно тому как медный змий, сооруженный в пустыне Моисеем, был по виду подобен змию, но не имел в себе змеиного яда (Чис. 21:9), так и Христос был истинный человек, но непричастный человеческому греху, и родился сверхъестественным образом, от чистой и безмужней Матери. Ему, как безгрешному и Самому бывшему Законодателем, не нужно бы и претерпевать того болезненного законного обрезания; но так как Он пришел взять на Себя грехи всего мира и Бог, как говорит апостол, не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех (2 Кор. 5:21), то Он, будучи без греха, претерпевает обрезание, как бы грешник. И в обрезании Владыка нам явил большее смирение, нежели в рождении Своем. Ибо в рождении Он принял на Себя образ человека, по слову апостола: «Сделавшись подобным человекам и по виду став как человек» (Флп. 2:7); в обрезании же Он принял на Себя образ грешника, как грешник претерпевая боль, положенную за грех. И в чем не был виновен, за то Он страдал как невинный, как бы повторяя с Давидом: «Чего я не отнимал, то должен отдать» (Пс. 68:5), т. е. за тот грех, коему я непричастен, принимаю болезнь обрезания. Обрезанием, им принятым, Он предначал Свои страдания за нас и вкушение той чаши, которую Он имел испить до конца, когда, вися на кресте, произнес: «Совершилось!» (Ин. 19:30). Он изливает теперь капли крови от крайней плоти, а затем она потоками будет истекать впоследствии из всего Его тела.

Он начинает терпеть в младенчестве и приучается к страданию, чтобы, став мужем совершенным, быть в состоянии вынести более лютые страдания, ибо к подвигам мужества следует приучаться с юности. Жизнь человеческая, полная трудов, подобна дню, для которого утро составляет рождение, а вечер кончину. Итак, с утра, из пелен, Христос, обожаемый человек, выходит на дело свое, на труды – Он в трудах с самой юности Своей и на работу свою до вечера (Пс. 103:23), того вечера, когда солнце померкнет и по всей земле будет тьма, до часа девятого. И возглаголет Он иудеям: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин. 5:17). Что же соделывает нам Господь? – Наше спасение: «Устрояющий спасение посреди земли» (Пс. 73:12). А чтобы сделать это дело вполне совершенно, Он принимается за него с утра, от юности, начиная претерпевать телесную болезнь, а вместе и сердечно болезнуя о нас, как о Своих чадах, доколе не изобразится в нас Сам Он – Христос8
Гал. 4:19. Изобразится – в нас ясно отпечатлеется образ Христа, так что мы вполне будем достойны названия христиан.

С утра Он начинает сеять Своею кровью, чтобы к вечеру собрать прекрасный плод нашего искупления. Обожаемому Младенцу было наречено при обрезании имя Иисус, которое было принесено с неба Архангелом Гавриилом в то время, когда он благовестил о зачатии Его Пречистой Деве Марии, прежде чем Он зачат был во чреве, т. е. прежде чем Пресвятая Дева приняла слова благовестника, прежде чем сказала: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему!» (Лк. 1:38). Ибо при этих словах Ее Слово Божие тотчас стало плотью, вселившись в пречистую и пресвятейшую Ее утробу. Итак, пресвятейшее имя Иисус, нареченное ангелом прежде зачатия, дано было при обрезании Христу Господу, что и служило извещением о нашем спасении; ибо имя Иисус значит – спасение, как объяснил тот же ангел, явившись во сне Иосифу и говоря: «Наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф. 1:21). И святой апостол Петр свидетельствует об имени Иисусовом такими словами: «Нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись» (Деян. 4:12). Сие спасительное имя Иисус прежде всех веков в Тройческом Совете было предуготовлено, написано и до сего времени было хранимо для нашего избавления, теперь же, как бесценный жемчуг, принесено было из небесной сокровищницы для искупления человеческого рода и открыто всем Иосифом. В этом имени открыты истина и мудрость Божия (Пс. 50:8). Это имя, как солнце, озаряло своим сиянием мир, по слову пророка: «А для вас, благоговеющие пред именем Моим, взойдет Солнце правды» (Мал. 4:2). Как благовонное миро, оно напоило своим ароматом вселенную: разлитое миро – сказано в Писании – от благовония мастей твоих (Песн. 1:2), не в сосуд оставшееся миро – имя Его, но вылитое. Ибо пока миро хранится в сосуде, до тех пор и благовоние его удерживается внутри; когда же оно прольется, то тотчас наполняет воздух благоуханием. Неизвестна была сила имени Иисусова, пока скрывалась в Предвечном Совете, как бы в сосуде. Но как скоро то имя излилось с небес на землю, то тотчас же, как ароматное миро, при излиянии во время обрезания младенческой крови, наполнило вселенную благоуханием благодати, и все народы ныне исповедуют, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца9
Флп. 2:11, т. е. Господь Иисус прославил Своим, принятым Им на Себя, подвигом Бога Отца.

Сила имени Иисусова теперь открылась, ибо то дивное имя Иисус привело в удивление ангелов, обрадовало людей, устрашило бесов, ибо и бесы веруют, и трепещут (Иак. 2:19); от того самого имени сотрясается ад, колеблется преисподняя, исчезает князь тьмы, падают истуканы, разгоняется мрак идолопоклонства и вместо него воссиявает свет благочестия и просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин. 1:9). О сем имени выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних (Флп. 2:10). Это имя Иисусово есть сильное оружие против врагов, как говорит святой Иоанн Лествичник: «Именем Иисуса всегда поражай ратников, ибо крепче этого оружия ты не найдешь ни на небе, ни на земле. Как сладко сердцу, любящему Христа Иисуса, это драгоценнейшее имя – Иисус! Как приятно оно тому, кто имеет его! Ибо Иисус – весь любовь, весь сладость. Как любезно это пресвятое имя – Иисус – рабу и узнику Иисусову, взятому в плен Его любовью! Иисус – в уме, Иисус – на устах, Иисус – где сердцем веруют к праведности, Иисус – где устами исповедуют ко спасению (Рим. 10:10). Ходишь ли ты, сидишь ли на месте или что работаешь – Иисус всегда находится пред очами. «Ибо я рассудил, – сказал апостол, – быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса» (1 Кор. 2:2). Ибо Иисус для того, кто прилепляется к Нему, есть просвещение ума, красота душевная, здравие для тела, веселие сердцу, помощник в скорбях, радость в печалях, врачевство в болезни, отрада во всех бедах, и надежда на спасение и для того, кто Его любит, Сам есть награда и воздаяние.

Некогда, по сказанию Иеронима, неисповедимое имя Божие начерчивалось на золотой дощечке, которую носил на челе своем великий первосвященник10
Золотая дощечка, прикрепленная к главной повязке первосвященника, имела на себе начертание имени Божия (Иегова).

; ныне же Божественное имя Иисус начертывается истинною Его кровью, излиянною при Его обрезании. Начерчивается же оно уже не на золоте вещественном, а на духовном, т. е. на сердце и на устах рабов Иисусовых, как оно начертано было в том, о котором Христос сказал: «Ибо он есть Мой избранный сосуд, чтобы возвещать имя Мое» (Деян. 9:15). Сладчайший Иисус хочет, чтобы имя Его, как самое сладкое питие, было носимо в сосуде, ибо Он воистину сладок всем, вкушающим Его с любовью, к которым и обращается псалмопевец с такими словами: «Вкусите, и увидите, как благ Господь» (Пс. 33:9)! Вкусив Его, пророк вопиет: «Возлюблю Тебя, Господи, крепость моя» (Пс. 17:2)! Вкусив Его, и святой апостол Петр говорит: «Вот, мы оставили все и последовали за Тобою; К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Мф. 19:27; Ин. 6:68). Сею сладостью для святых страдальцев настолько были услаждены их тяжкие мучения, что они не боялись даже и самой ужасной смерти. «Кто нас, – вопияли они, – отлучит от любви Божией: скорбь, или опасность, или меч, ни смерть, ни жизнь, ибо крепка, как смерть, любовь (Рим. 8:35, 38; Песн. 8:6)». В каком же сосуде неизреченная сладость – имя Иисусово – любит быть носимой? Конечно, в золотом, который испытан в горниле бед и несчастий, который украшен как бы драгоценными камнями, ранами, принятыми за Иисуса, и говорит: «Ибо я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем» (Гал. 6:17). Такого сосуда требует та сладость, в таком имя Иисусово желает быть носимым. Не напрасно Иисус, принимая имя во время обрезания, проливает кровь; этим Он как бы говорит, что сосуд, имеющий носить в себе Его имя, должен обагриться кровью. Ибо когда Господь взял Себе избранный сосуд для прославления Своего имени – апостола Павла, – то тотчас же прибавил: «И Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое» (Деян. 9:16). Смотри на Мой сосуд окровавленный, изъязвленный – так начерчивается имя Иисусово краснотою крови, болезнями, страданиями тех, кто стоит до крови, подвизаясь против греха (Евр. 12:14).

Итак, облобызаем тебя с любовью, о сладчайшее Иисусово имя! Мы поклоняемся с усердием пресвятому Твоему имени, о пресладкий и всеще-дрый Иисусе! Мы хвалим Твое высочайшее имя, Иисусе Спасе, припадаем к пролитой при обрезании крови Твоей, незлобивый Младенец и совершенный Господь! Мы умоляем при сем Твою преизобильную благость, ради того Твоего пресвятого имени и ради Твоей драгоценнейшей, изливаемой за нас крови, и еще ради Пренепорочной Твоей Матери, нетленно Тебя родившей, – излей на нас богатую Твою милость! Услади, Иисусе, сердце наше Самим Тобою! Защити и огради нас, Иисусе, всюду Твоим именем! Означай и запечатлевай нас, рабов Твоих, Иисусе, тем именем, дабы мы могли быть приняты в Твое будущее Царствие, и там вместе с ангелами славить и воспевать, Иисусе, пречестное и великолепное имя Твое вовеки. Аминь.

Тропарь, глас 1:

На престоле огнезрачном в вышних седяй со Отцем безначальным, и Божественным Твоим Духом, благоволил еси родитися на земли, от отроковицы, неискусомужныя Твоея Матере Иисусе: сего ради и обрезан был еси, яко человек осмодневный. Слава всеблагому Твоему совету: слава смотрению Твоему: слава снизхождению Твоему, Едине человеколюбие.

Кондак, глас 3:

Всех Господь обрезание терпит и человеческая прегрешения яко благ обрезует: дает спасение днесь миру. Радуется же в вышних и Создателев иерарх, и светоносный божественный таинник Христов Василий.

Житие святого отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарийского

Великий угодник Божий и богомудрый учитель Церкви Василий родился от благородных и благочестивых родителей в каппадокийском городе Кесарии11
Каппадокия – провинция Римской империи, находилась на востоке Малой Азии, известна была во времена Василия Великого образованностью своих жителей. В конце XI века Каппадокия подпала под власть турок и доселе принадлежит им. Кесария – главный город Каппадокии; Церковь Кесарийская издавна славилась образованностью своих архипастырей. Св. Григорий Богослов, здесь положивший начало своему образованию, называет Кесарию «столицей просвещения».

Около 330 года, в царствование императора Константина Великого12
Император Константин Великий царствовал с 324 по 337 г.

Отца его звали также Василием13
Отец Василия, по имени также Василий, известный своей благотворительностью, был женат на знатной и богатой девушке Еммелии. От этого брака родились пять дочерей и пять сыновей. Старшая дочь, Макрина, после безвременной смерти своего жениха осталась верною этому благополагавшемуся союзу, посвятив себя целомудрию (память ее 19 июля); другие сестры Василия вышли замуж. Из пяти братьев один умер в раннем детстве; трое были епископами и причислены к лику святых; пятый погиб на охоте. Из оставшихся в живых старшим сыном был Василий, за ним следовал Григорий, впоследствии епископ Нисский (память его 10 января), и Петр, сначала простой подвижник, потом епископ Севастийский (память его 9 января). Отец Василия, вероятно, незадолго перед кончиной принял сан священника, как об этом можно заключать из того, что Григорий Богослов называет мать Василия Великого супругой иерея.

А мать – Еммелией. Первые семена благочестия были посеяны в его душе благочестивой его бабкой, Макриною, которая в юности своей удостоилась слышать наставления из уст святого Григория Чудотворца14
Григорий Чудотворец, епископ Неокесарии (к северу от Кесарии Каппадокийской) составил Символ веры и каноническое послание, а кроме того, написал еще несколько сочинений. Умер в 270 г., память его 17 ноября.

– и матерью, благочестивой Еммелией. Отец же Василия наставлял его не только в христианской вере, но учил и светским наукам, которые ему были хорошо известны, так как он сам преподавал риторику, т. е. ораторское искусство, и философию. Когда Василию было около 14-ти лет, отец его скончался, и осиротевший Василий два или три года провел с своею бабкою Макриною невдалеке от Неокесарии, близ реки Ириса 15
Неокесария – нынешний Никсар – знаменитая по своей красоте столица Понта Полемониака, на севере Малой Азии; особенно известна по происходившему там (в 315 г.) церковному Собору. Ирис – река в Понте, берет начало на Антитавре.

В загородном доме, которым владела его бабка и который впоследствии был обращен в монастырь. Отсюда Василий часто ходил и в Кесарию, чтобы навещать свою мать, которая с прочими своими детьми жила в этом городе, откуда она была родом.

Святитель Василий Великий . Икона . XVIII в.

По смерти Макрины Василий на 17-м году жизни снова поселился в Кесарии, чтобы заниматься в тамошних школах разными науками. Благодаря особой остроте ума Василий скоро сравнялся в познаниях со своими учителями и, ища новых знаний, отправился в Константинополь, где в то время славился своим красноречием молодой софист Ливаний16
Софисты – ученые, посвятившие себя преимущественно изучению и преподаванию красноречия. Ливаний и впоследствии, когда уже Василий был епископом, поддерживал с ним письменные сношения.

Но и здесь Василий пробыл недолго и ушел в Афины – город, бывший

матерью всей эллинской премудрости17
Афины – главный город Греции, издавна привлекавший к себе цвет греческого ума и таланта. Здесь некогда жили известные философы – Сократ и Платон, а также поэты Эсхил, Софокл, Еврипид и др. Под «эллинскою премудростью» разумеется языческая ученость, языческое образование.

В Афинах он стал слушать уроки одного славного языческого учителя по имени Еввул, посещая вместе с тем школы двух других славных афинских учителей, Иверия и Проэресия 18
Проэресий, знаменитейший в то время учитель философии, был христианин, как это видно из того, что он закрыл свою школу, когда император Юлиан запретил христианам заниматься преподаванием философии. О том, какой религии держался иерей, ничего не известно.

Василию в это время пошел уже двадцать шестой год – и он обнаруживал чрезвычайное усердие в занятиях науками, но в то же время заслуживал и всеобщее одобрение чистотою своей жизни. Ему известны были только две дороги в Афинах – одна, ведшая в церковь, а другая – в школу.

В Афинах Василий подружился с другим славным святителем – Григорием Богословом, также обучавшимся в то время в афинских школах19
Григорий (Назианзин) был впоследствии некоторое время патриархом Константинопольским и известен своими высокими творениями, за который получил прозвание Богослова. Он был знаком с Василием еще в Кесарии, но близко подружился с ним только в Афинах. Память его 25 января.

Василий и Григорий, будучи похожи друг на друга по своему благонравию, кротости и целомудрию, так любили друг друга, как будто у них была одна душа, – и эту взаимную любовь они сохранили впоследствии навсегда. Василий настолько увлечен был науками, что часто даже забывал, сидя за книгами, о необходимости принимать пищу. Он изучил грамматику, риторику, астрономию, философию, физику, медицину и естественные науки. Но все эти светские, земные науки не могли насытить его ум, искавший высшего, небесного озарения, и, пробыв в Афинах около пяти лет, Василий почувствовал, что мирская наука не может дать ему твердой опоры в деле христианского усовершенствования. Поэтому он решился отправиться в те страны, где жили христианские подвижники и где бы он мог вполне ознакомиться с истинно христианскою наукою.

Итак, в то время как Григорий Богослов оставался в Афинах, уже сам сделавшись учителем риторики, Василий пошел в Египет, где процветала иноческая жизнь20
Египет давно уже служил местом, где особенно развита была христианская подвижническая жизнь. Точно так же там было великое множество христианских ученых, из которых самыми знаменитыми были Ориген и Климент Александрийский.

Здесь у некоего архимандрита Порфирия он нашел большое собрание богословских творений, в изучении которых провел целый год, упражняясь в то же время в постнических подвигах. В Египте Василий наблюдал за жизнью знаменитых современных ему подвижников– Пахомия, жившего в Фиваиде, Макария старшего и Макария Александрийского, Пафнутия, Павла и других. Из Египта Василий отправился в Палестину, Сирию и Месопотамию, чтобы обозреть святые места и ознакомиться с жизнью тамошних подвижников. Но на пути в Палестину он заходил в Афины и здесь имел собеседование со своим прежним наставником Еввулом, а также препирался об истинной вере с другими греческими философами.

Желая обратить своего учителя в истинную веру и этим заплатить ему за то добро, которое он сам получил от него, Василий стал искать его по всему городу. Долго он не находил его, но наконец за городскими стенами встретился с ним в то время, как Еввул беседовал с другими философами о каком-то важном предмете. Прислушавшись к спору и не открывая еще своего имени, Василий вступил в разговор, тотчас же разрешив затруднительный вопрос, и потом, со своей стороны, задал новый вопрос своему учителю. Когда слушатели недоумевали, кто бы это мог так отвечать и возражать знаменитому Еввулу, последний сказал:

– Это – или какой-либо бог, или же Василий21
Т. е., по мнению Еввула, Василий имел разум, превосходивший обычную человеку меру ума, и в этом отношении приближался к богам.

Узнав Василия, Еввул отпустил своих друзей и учеников, а сам привел Василия к себе, и они целых три дня провели в беседе, почти не вкушая пищи. Между прочим Еввул спросил Василия о том, в чем, по его мнению, состоит существенное достоинство философии.

– Сущность философии, – отвечал Василий, – заключается в том, что она дает человеку памятование о смерти22
Т. е. тот только заслуживает почетного имени «философ», кто смотрит на смерть как на переход в новую жизнь и потому без страха покидает этот мир.

При этом он указывал Еввулу на непрочность мира и всех утех его, которые сначала кажутся действительно сладкими, но зато потом становятся крайне горькими для того, кто слишком сильно успел к ним привязаться.

– Есть наряду с этими утехами, – говорил Василий, – утешения другого рода, небесного происхождения. Нельзя в одно и то же время пользоваться теми и другими – «Никто не может служить двум господам» (Мф. 6:24), – но мы все-таки, насколько возможно людям, привязанным к житейскому, раздробляем хлеб истинного познания и того, кто даже по собственной вине лишился одеяния добродетели, вводим под кров добрых дел, жалея его, как жалеем на улице человека нагого.

Вслед за этим Василий стал говорить Еввулу о силе покаяния, описывая однажды виденные им изображения добродетели и порока, которые поочередно привлекают к себе человека, и изображение покаяния, около которого, как его дочери, стоят различные добродетели23
Такие картины в древности нередко употреблялись нравоучителями для того, чтобы произвести большее впечатление на слушателей.

– Но нам нечего, Еввул, – прибавил Василий, – прибегать к таким искусственным средствам убеждения. Мы владеем самою истиною, которую может постичь всякий, искренно к ней стремящийся. Именно, мы веруем, что все некогда воскреснем, – одни в жизнь вечную, а другие для вечного мучения и посрамления. Нам ясно об этом говорят пророки: Исайя, Иеремия, Даниил и Давид и божественный апостол Павел, а также Сам призывающий нас к покаянию Господь, Который отыскал погибшее овча и Который, возвращающегося с раскаянием блудного сына обняв с любовью, лобызает, украшает его светлою одеждою и перстнем и делает для него пир (Лк. 15). Он дает равное воздаяние пришедшим в одиннадцатый час, равно как и тем, которые терпели тягость дня и зной24
Т. е. жара, зной, который очень тяжел на востоке (Мф. 20:12).

Он подает нам, кающимся и родящимся водою и Духом то, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его25
Т. е. чего мы теперь никакими средствами и представить себе не можем (1 Кор. 2:9).

Когда Василий передал Еввулу вкратце историю домостроительства нашего спасения, начав с грехопадения Адамова и закончив учением о Христе Искупителе, Еввул воскликнул:

– О, явленный небом Василий, через тебя я верую в Единого Бога Отца Вседержителя, Творца всяческих, и чаю воскресения мертвых и жизни будущего века, аминь. А вот тебе и доказательство моей веры в Бога: остальное время моей жизни я проведу с тобою, а теперь желаю рождения от воды и Духа.

Тогда Василий сказал:

– Благословен Бог наш отныне и до века, Который озарил светом истины ум твой, Еввул, и привел тебя из крайнего заблуждения в познание Своей любви. Если же ты хочешь, – как ты сказал, – жить со мною, то я объясню тебе, каким образом нам заботиться о нашем спасении, избавляясь от сетей здешней жизни. Продадим все наше имение и раздадим деньги нищим, а сами пойдем в святой град видеть тамошние чудеса26
Т. е. различные достопримечательности, как, например, Гроб Христов, Голгофа и так далее.

; там мы еще более укрепимся в вере.

Раздав, таким образом, нуждающимся все имение свое и купив себе белые одежды, какие требовалось иметь принимающим крещение27
Как ныне, так и в древности новокрещенные в знак полученного ими очищения от грехов облекались в белые одежды.

Они пошли в Иерусалим и по дороге обращали многих к истинной вере.

Пришедши в Антиохию28
Здесь разумеется Антиохия Сирийская при реке Оронте, называвшаяся Великою.

Они вошли в одну гостиницу. Сын содержателя гостиницы, Филоксен, в это время сидел у дверей в большом огорчении. Будучи учеником софиста Ливания, он взял у него некоторые стихотворения Гомера29
Гомер – величайший греческий поэт, живший в IX в. до Р. X.; написал знаменитые поэмы «Илиада» и «Одиссея».

Чтобы переложить их на ораторскую речь, но не мог этого сделать и, находясь в таком затруднении, весьма скорбел. Василий, увидев его грустным, спросил:

– О чем ты грустишь, юноша?

Филоксен же сказал:

– Если я и скажу тебе о причине моей скорби, какая мне будет от тебя польза?

Когда же Василий настаивал на своем и обещал, что не напрасно юноша скажет ему о причине своей скорби, то отрок сказал ему и о софисте, и о стихах, прибавив, что причина скорби его та, что он не умеет ясно передать смысл тех стихов. Василий, взяв стихи, начал толковать их, перелагая их на речь простую; отрок же, удивляясь и радуясь, просил его написать ему тот перевод. Тогда Василий написал перевод тех Гомеровых стихов тремя разными способами, и отрок, взяв перевод с радостью, пошел с ними утром к учителю своему Ливанию. Ливаний, прочитав, удивился и сказал:

– Клянусь Божественным промыслом, что нет среди нынешних философов никого, кто мог бы дать такое толкование! Кто же написал это тебе, Филоксен?

Отрок сказал:

– В моем доме находится один странник, который написал это толкование очень скоро и без всякого затруднения.

Ливаний тотчас поспешил в гостиницу, чтобы увидеть этого странника; увидев здесь Василия и Еввула, он удивился их неожиданному прибытию и обрадовался им. Он просил их остановиться в его доме и, когда они пришли к нему, предложил им роскошную трапезу. Но Василий и Еввул, по обычаю своему, вкусив хлеба и воды, вознесли благодарение подателю всяких благ Богу. После сего Ливаний начал задавать им разные софистические вопросы, а они предложили ему слово о вере христианской. Ливаний, внимательно выслушав их, сказал, что еще не пришло время для принятия этого слова, но что, если такова будет воля Божественного Промысла, никто не сможет сопротивляться учению христианства30
Т. е. не пришло еще время заменить философию и языческую религию верою христианской. Ливаний так и умер язычником (около 391 г., в Антиохии).

– Много ты одолжил бы меня, Василий, – заключил он, – если бы не отказался изложить свое учение на пользу ученикам, у меня находящимся.

Вскоре собрались ученики Ливания, и Василий начал учить их, чтобы они стяжали душевную чистоту, телесное бесстрастие, скромную поступь, тихую речь, скромное слово, умеренность в пище и питии, молчание при старейших, внимательность к словам мудрых, повиновение начальникам, нелицемерную любовь к равным себе и к низшим, чтобы они отдалялись от злых, страстных и привязанных к плотским удовольствиям, чтобы меньше говорили и более слушали и вникали, не были безрассудными в слове, не были многоглаголивы, не смеялись бы дерзко над другими, украшались стыдливостью, не вступали в беседу с безнравственными женщинами, опускали очи долу, а душу обращали бы горе, избегали споров, не искали бы учительского сана и почести этого мира вменяли бы ни во что. Если же кто сделает что-либо на пользу ближним, то пусть ожидает награды от Бога и вечного воздаяния от Иисуса Христа, Господа нашего. Так говорил Василий ученикам Ливания, и те с великим удивлением слушали его, а после сего он вместе с Еввулом снова отправился в дорогу.

Когда они пришли в Иерусалим и обошли с верою и любовью все святые места, помолившись там Единому Создателю всего, Богу, они явились к епископу того города Максиму31
Максим III – патриарх Иерусалимский с 333 по 350 г.

И просили его окрестить их в Иордане32
Древние христиане очень поздно принимали Святое Крещение – отчасти по смирению, отчасти в том соображении, что, окрестившись незадолго перед кончиною, получат в крещении прощение всех грехов своих.

Епископ, видя их великую веру, исполнил их просьбу: взяв клириков своих, он отправился с Василием и Еввулом к Иордану. Когда они остановились на берегу, Василий пал на землю и со слезами молил Бога, чтобы Он явил ему какое-либо знамение для укрепления его веры. Потом, с трепетом вставши, он снял с себя свои одежды, а вместе с ними «отложил прежний образ жизни ветхого человека»33
Т. е. освободился от наследственного прародительского греха (Еф. 4:22).

И, войдя в воду, молился. Когда святитель подошел, чтобы окрестить его, внезапно спала на них огненная молния и вышедший из той молнии голубь погрузился в Иордан и, всколыхнув воду, улетел на небо34
Это чудо напоминало собою Сошествие Святого Духа в виде голубя на крестившегося в Иордане Христа Спасителя.

Стоявшие же на берегу, увидев это, вострепетали и прославили Бога. Приняв крещение, Василий вышел из воды и епископ, дивясь любви его к Богу, облек его в одежду Христова воскресения35
Господь Иисус Христос, находясь в гробе, был обернут в белые пелены.

Совершая при сем молитву. Крестил он и Еввула и потом помазал обоих миром и причастил Божественных Даров.

Возвратившись в святой град, Василий и Еввул пробыли там один год. Потом они отправились в Антиохию, где Василий был поставлен архиепископом Мелетием в диакона, потом занимался изъяснением Писания36
Василию Великому принадлежит много сочинений. Как все действия святого Василия отличались необыкновенным величием и важностью, так и все сочинения его запечатлены тем же характером высоты и величия христианского. В своих творениях он является и проповедником, и догматистом-полемиком, и толкователем Священного Писания, и учителем нравственности и благочестия и, наконец, устроителем церковного богослужения. Из бесед его по силе и одушевлению считаются лучшими: против ростовщиков, против пьянства и роскоши, о славе, о голоде. В своих письмах святой Василий живо изображает события своего времени; многие из писем содержат превосходные наставления о любви, кротости, прощении обид, о воспитании детей, против скупости и гордости богатых, против напрасной клятвы или же с духовными советами для иноков. Как догматист и полемик он является пред нами в своих трех книгах, написанных против арианского лжеучителя Евномия, в сочинении против Савелия и аномеев о Божестве Святого Духа. Сверх того, Василий Великий писал особую книгу о Святом Духе против Аэтия, поборником которого был и Евномий. К догматическим сочинениям относятся также некоторые беседы и письма святого Василия. Как толкователь Священного Писания, особую известность стяжал себе святой Василий девятью беседами на «Шестоднев», где он показал себя знатоком не только Слова Божиего, но и философии и естествознания. Известны также его беседы на псалмы и на 16 глав книги пророка Исайи. Беседы как на «Шестоднев», так и на псалмы говорены были в храме и потому наряду с изъяснением заключают в себе увещания, утешения и поучения. Учения благочестия касался он в своем знаменитом «Наставлении юношам, как пользоваться языческими писателями» и в двух книгах о подвижничестве. К каноническим сочинениям относятся послания Василия Великого к некоторым епископам. Григорий Богослов так отзывается о достоинстве творений Василия Великого: «Везде одно и величайшее услаждение – это писания и творения Васильевы. После него не нужно писателям иного богатства, кроме его писаний. Вместо всех – один он стал достаточен учащимся для образования». «Кто хочет быть отличным гражданским оратором, – говорит ученый патриарх Фотий, – тому не нужен ни Демосфен, ни Платон, если только он принял себе за образец и изучает слова Василия. Во всех словах своих святой Василий превосходен. Он особенно владеет языком чистым, изящным, величественным; в порядке мыслей за ним первое место. Убедительность соединяет он с приятностью и ясностью». Святой Григорий Богослов так говорит о познаниях и писаниях святого Василия: «Кто больше Василия просветился светом ведения, прозрел в глубины Духа и с Богом исследовал все, что ведомо о Боге? В Василии красотою была добродетель, величием – богословие, шествием – непрестанное стремление и восхождение к Богу, силою – сеяние и раздаяние слова. И потому мне, не коснея, можно сказать: по всей земле прошел голос их, и до пределов вселенной слова их, и в концы вселенным глаголы его, что св. Павел сказал об апостолах (Рим. 10:18)… Когда имею в руках его “Шестоднев” и произношу устно, тогда беседую с Творцом, постигаю законы творения и дивлюсь Творцу более, нежели прежде, – имев своим наставником одно зрение. Когда имею пред собою его обличительные слова на лжеучителей, тогда вижу содомский огнь, которым испепеляются лукавые и беззаконные языки. Когда читаю слова о Духе, тогда Бога, Которого имею, обретаю вновь и чувствую в себе дерзновение вещать истину, восходя по степеням его богословия и созерцания. Когда читаю прочие его толкования, которые он уясняет и для людей малозрящих: тогда убеждаюсь не останавливаться на одной букве и смотреть не на поверхность только, но простираться далее, из одной глубины поступать в новую, призывая бездною бездну и приобретая светом свет, пока не достигну высшего смысла. Когда займусь его похвалами подвижникам, тогда забываю тело, беседую с похваляемыми, возбуждаюсь к подвигу. Когда читаю нравственные и деятельные его слова, тогда очищаюсь в душе и теле, делаюсь благоугодным для Бога храмом – органом, в который ударяет Дух песнословцем Божией славы и Божиего могущества, – и через то преобразуюсь, прихожу в благоустройство, из одного человека делаюсь другим, изменяюсь Божественным изменением» («Надгробное слово Григория Богослова святому Василию»).

Немного времени спустя он ушел с Еввулом в свое отечество, Каппадокию. Когда они приближались к городу Кесарии, архиепископу Кесарии Леонтию было возвещено в сновидении об их прибытии и сказано, что Василий со временем будет архиепископом этого города. Посему архиепископ, призвав своего архидиакона37
Архидиаконы имели в Древней Церкви большое значение как ближайшие помощники епископов.

И нескольких почетных клириков, послал их к восточным воротам города, повелев им привести к нему с почетом двоих странников, которых они там встретят. Они пошли и, встретив Василия с Еввулом, когда те входили в город, отвели их к архиепископу; тот, увидев их, удивился, ибо именно их он видел в сновидении, – и прославил Бога. Спросив их о том, откуда они идут и как называются, и узнав имена их, он повелел отвести их в трапезу и угостить, сам же, созвав клир свой и почетных горожан, рассказал им все, что повидано ему было в видении от Бога о Василии. Тогда клир единогласно сказал:

– Так как за добродетельную жизнь твою Бог указал тебе наследника твоего престола, то поступи с ним как тебе угодно; ибо поистине достоин всякого уважения тот человек, которого прямо указывает воля Божия.

Архиепископ призвал после сего к себе Василия и Еввула и начал рассуждать с ними о Писании, желая узнать, насколько они понимают его. Слыша их речи, он дивился глубине их премудрости и, оставив их у себя, относился к ним с особым почтением. Василий же, пребывая в Кесарии, вел такую же жизнь, какой он научился у многих подвижников, когда путешествовал по Египту, Палестине, Сирии и Месопотамии и присматривался к жившим в тех странах отцам-подвижникам. Так, подражая их жизни, он был добрым иноком, и архиепископ Кесарии Евсевий38
Евсевий был взят на кафедру епископа по требованию народа прямо с гражданской службы и потому не мог иметь особого авторитета как богослов и учитель веры.

Поставил его пресвитером и руководителем иноков в Кесарии. Приняв сан пресвитера, святой Василий все время свое посвящал трудам сего служения, так что отказывался даже от переписки со своими прежними друзьями39
Одним из важнейших его занятий в это время было проповедание слова Божиего. Часто он проповедовал не только каждодневно, но и по два раза в день, утром и вечером. Иногда после проповеди в одной церкви он приходил проповедовать в другой. В своих поучениях Василий живо и убедительно для ума и сердца раскрывал красоту добродетелей христианских и обличал гнусность пороков; предлагал побуждения стремиться к первым, удаляться последних и всем указывал пути к достижению совершенства, так как сам был опытный подвижник. Самые толкования его направлены, прежде всего, к духовному назиданию его слушателей. Объясняет ли он историю миротворения – он поставляет себе целью, во-первых, показать, что «мир есть училище Боговедения» (беседа 1-я на «Шестоднев»), и через то возбудить в своих слушателях благоговение к премудрости и благости Творца, раскрывающимся в Его творениях, малых и великих, прекрасных, разнообразных, бесчисленных. Во-вторых, он хочет показать, как природа всегда учит человека доброму нравственному житию. Образ жизни, свойства, привычки четвероногих животных, птиц, рыб, пресмыкающихся, все – даже былие однодневное, – подает ему случай к извлечению назидательных уроков для господина земли – человека. Объясняет ли он книгу Псалмов, которая, по его выражению, совмещает в себе все, что есть полезного в других: и пророчества, и историю, и назидание, – он преимущественно прилагает изречения Псалмопевца к жизни, к деятельности христианина.

Попечение об иноках, им собранных, проповедание слова Божиего и другие пастырские заботы не позволяли ему отвлекаться к посторонним занятиям. При этом на новом поприще он скоро приобрел себе такое уважение, каким не пользовался и сам архиепископ, еще не довольно опытный в делах церковных, так как он избран был на престол Кесарийский из оглашенных. Но едва прошел год его пресвитерства, как епископ Евсевий начал по немощи человеческой завидовать и недоброжелательствовать Василию. Святой Василий, узнав о сем и не желая быть предметом зависти, ушел в Ионийскую пустыню40
Понт – область в Малой Азии, по южному берегу Черного моря, невдалеке от Неокесарии. Пустыня Понтийская была бесплодна, и климат ее был далеко не благоприятен для здоровья. Хижина, в которой здесь жил Василий, не имела ни крепких дверей, ни настоящего очага, ни кровли. За трапезой подавалось, правда, какое-то горячее кушанье, но, по словам Григория Богослова, с таким хлебом, по кускам которого, от крайней его черствости, зубы сначала скользили, а потом вязли в них. Кроме общих молитв, чтения Священного Писания и ученых трудов и Василий Великий, и Григорий Богослов, и другие тамошние иноки занимались здесь сами носкою дров, тесанием камней, уходом за огородными овощами – и сами на себе возили огромную телегу с навозом.

В Ионийской пустыне Василий удалился к реке Ирису, – в местность, в которой прежде его уединились его мать Еммелия и сестра его Макрина – и которая им и принадлежала. Макрина устроила тут монастырь. Вблизи его, при подошве высокой горы, покрытой частым лесом и орошаемой холодными и прозрачными водами, поселился Василий. Пустыня так была приятна Василию своим невозмутимым безмолвием, что он предполагал окончить здесь дни свои. Здесь он подражал подвигам тех великих мужей, которых видел в Сирии и Египте. Он подвизался в крайнем лишении, имея для покрытия себя одну одежду – срачицу и мантию; носил и власяницу, но только ночью, чтобы ее было не видно; питался хлебом и водою, приправляя эту скудную пищу солью и кореньями. От строгого воздержания он сделался весьма бледен и тощ и пришел в крайнее изнеможение. Никогда не ходил он в баню и не зажигал огня. Но Василий жил не для одного себя: он собрал в общежитие иноков; своими письмами привлек к себе в пустыню и друга своего Григория.

В своем уединении Василий и Григорий все делали вместе; вместе молились; оба оставили чтение мирских книг, за которыми прежде много тратили времени, и стали единственно заниматься Священным Писанием. Желая лучше изучить его, они читали сочинения предшествовавших им по времени отцов и писателей церковных, особенно Оригена. Здесь же Василий и Григорий, руководимые Святым Духом, написали уставы иноческого общежития, которыми иноки Восточной Церкви большею частью руководствуются и ныне41
Правила эти служили и служат руководством для жизни иноков всего Востока и, в частности, для наших русских иноков. В своих правилах Василий отдает преимущество общежительной жизни пред отшельнической и уединенной, так как, живя вместе с другими, инок имеет более возможности служить делу христианской любви. Василий устанавливает для иноков обязанность беспрекословного послушания настоятелю, предписывает быть гостеприимными по отношению к странникам, хотя запрещает подавать им особые кушанья. Пост, молитва и постоянный труд – вот чем должны заниматься иноки по правилам Василия, причем, однако, они не должны забывать и о нуждах окружающих их несчастных и больных, нуждающихся в уходе.

В отношении к жизни телесной Василий и Григорий находили удовольствие в терпении; работали своими руками, нося дрова, обтесывая камни, сажая и поливая деревья, таская навоз, возя тяжести, так что мозоли на руках их долго оставались. Жилище их не имело ни кровли, ни ворот; никогда не было там ни огня, ни дыма. Хлеб, который они ели, был так сух и худо пропечен, что его едва можно было жевать зубами.

Наступило, однако, время, когда оба, Василий и Григорий, должны были покинуть пустыню, так как их услуги были потребны для Церкви, которая в то время была возмущаема еретиками. Григория на помощь православным взял к себе в Назианз отец его, Григорий, человек уже старый и потому не имевший силы с твердостью бороться с еретиками; Василия же уговорил возвратиться к себе Евсевий, архиепископ Кесарийский, примирившийся с ним в письме и просивший его помочь Церкви, на которую ополчились ариане42
Еретики-ариане учили, что Христос был существо сотворенное, не вечно сущее и не одной и той же природы с Богом Отцом. Имя свое эта ересь получила от пресвитера Александрийской Церкви Ария, который начал проповедовать эти мысли в 319 г.

Блаженный Василий, видя такую нужду Церкви и предпочитая ее пользе пустыннического жития, оставил уединение и пришел в Кесарию, где много потрудился, словами и сочинениями ограждая православную веру от ереси. Когда же преставился архиепископ Евсевий, на руках Василия предав дух свой Богу, то на престол архиепископский был возведен и посвящен собором епископов Василий. Среди тех епископов был и престарелый Григорий, отец Григория Назианзина. Будучи слаб и утружден старостью, он повелел препроводить его в Кесарию, чтобы убедить Василия принять архиепископство и воспрепятствовать возведению на престол кого-либо из ариан.

Первые подвиги святого Димитрия

В приделах Киевских, в небольшом местечке Макаров, родился в декабре 1651 года будущий святитель Димитрий (в миру Даниил) от не знаменитых, но благочестивых родителей: сотника Саввы Григорьевича Тунталы и супруги его Марии. Сам он изобразил в своих записках, которые вел в течение почти всей жизни, блаженную кончину своей матери, и похвала такого сына есть лучшее свидетельство ее добродетели. Отец его, из простых казаков, дослужившись до звания сотника у гетмана Дорошенко, при смутных обстоятельствах того времени, в поздние годы бодро нес бремя воинской службы и скончался свыше ста лет в Киеве, куда переселился с семейством. Последние дни посвятил он служению Церкви в должности ктитора Кирилловской обители, где постригся впоследствии его сын и где сам возлег на вечный покой подле своей супруги. Более о них ничего не известно; но довольно и той славы для благочестивой четы сей, что она могла посреди своего убожества возрастить такого светильника для Церкви, приучив его, еще в домашней жизни, к подвигам добродетели.

Наученный грамоте в доме родительском, отрок Даниил поступил для высшего образования в Братское училище при Богоявленской церкви в Киеве, что ныне обращена в обитель Академическую, это был единственный рассадник воспитания духовного для юношества, насажденный или, лучше сказать, расширенный ревностным митрополитом Петром Могилою для противодействия козням латинским: отличные способности отрока обратили на него внимание наставников, и он показал быстрые успехи свыше всех своих сверстников, но еще более отличался своим благочестием и скромным нравом, которые удаляли его от всяких увеселений, свойственных его возрасту. Не далее, однако, осьмнадцатилетнего возраста мог он пользоваться благодетельным учением Братской обители; посреди бедственных обстоятельств того времени, при кровопролитной войне России с заднепровскими казаками, Киев переходил из рук в руки, и самое училище было закрыто, когда держава Польская временно возобладала колыбелью нашей веры; восемь лет оставалось оно в таком запустении. Тогда последовал юноша Даниил раннему влечению своего сердца и, три года спустя после выхода из училища, проникнутый чтением отеческих книг, постригся в монашество в родственной ему обители Кирилловской; он принял имя Димитрия, которое прославил в земле Русской. Понятно избрание им сей обители, ибо тут был ктитором старец отец его, а настоятелем — бывший ректор Братского училища, просвещенный Мелетий Дзик.

Отсюда, хотя и в юные еще годы, начинается уже ряд подвигов Димитриевых на поприще церковном и богословском, на котором просиял он, как один из древних учителей Церкви Вселенской, напомнив нам светлый лик Василиев, Григориев и Златоустов. Несмотря на его молодость, ради высокой добродетели и труженической жизни, игумен Мелетий просил нареченного митрополита Киевского, Иосифа Тукальского (который, не будучи допущен до своей епархии, имел пребывание в Каневе), посвятить нового инока в иеродиакона. Через шесть лет сделался известен Димитрий и настоящему блюстителю митрополии Киевской, Лазарю Барановичу, архиепископу Черниговскому, мужу высокой добродетели и учености, который сам был воспитанником и ректором Киевской академии и почитался великим столпом Церкви и ревнителем Православия в Малороссии. Архиепископ вызвал Димитрия, достигшего только двадцатипятилетнего возраста, в Густынский Троицкий монастырь, где сам находился по случаю освящения храма, и там рукоположил его в иеромонаха; это было в 1675 году. Узнав же ближе внутреннее достоинство новопоставленного, взял его с собою в епархию, где имел нужду в проповедниках слова Божия и состязателях с латинами, которые усиливались подавить Православие в южной России.

Ревностный пастырь старался возбудить людей просвещенных к противодействию козням римским, он вызвал для этого из Литвы бывшего ректора Киевской академии Иоанникия Голятовского и покровительствовал ученому иностранцу Адаму Зерникаву, который, будучи протестантом, обратился к Православию единственно силою истины; сей Зерникав написал обширную книгу о исхождении Духа Святого от единого Отца, в которой, вопреки мнений латинских, собраны были все возможные свидетельства древних учителей Церкви. С такими учеными людьми взошел в сообщество Димитрий, дополняя их познаниями недостаток собственных, так как обстоятельства времени не позволяли ему окончить полного курса богословских наук в училище Братском. В продолжение двух лет занимал он должность проповедника при кафедре Черниговской и столько же старался назидать красноречивым словом, сколько благим своим примером. Знаменательный сон, виденный им около сего времени и записанный в его дневнике, показывает, до какой степени церковный проповедник был строг к самому себе: «Однажды в Великий пост, в 1676 году, в неделю Крестопоклонную, вышедши от утренни и приготовляясь к служению в соборе (ибо и сам Преосвященный хотел служить), я задремал несколько сном тонким. Во сне показалось мне, будто стою в алтаре перед престолом: Преосвященный архиерей сидит в креслах, а мы все около престола, готовясь к служению, нечто читаем. Вдруг Владыка на меня прогневался и начал сильно мне выговаривать; слова его (я хорошо их помню) были таковы: «Не я ли тебя выбрал, не я ли тебе нарек имя? оставил брата Павла диакона и прочих приходящих, а тебя выбрал?» Во гневе своем он произнес и другие слова, для меня полезные, которых, однако, не помню; ни сии хорошо мне памятны. Я низко кланялся Преосвященному и, обещаясь исправиться (чего, однако же и поныне не делаю), просил прощения — и удостоился оного. Простив меня, он дозволил мне поцеловать его руку и начал ласково со много говорить, повелевая мне готовиться к служению. Тогда опять стал я на своем месте, разогнул служебник, но и в нем тотчас нашел те же самые слова, какими Преосвященный делал мне выговор, написанные большими буквами: «Не я ли тебя избрал?» и прочее, как прежде сказано. С великим ужасом и удивлением читал я в то время сии слова, и доныне помню их твердо. Пробудясь от сна, я много удивлялся виденному и доселе, при воспоминании, удивляюсь и думаю, что в оном видении, чрез особу Преосвященного архиепископа, меня вразумлял сам Создатель мой. При этом я спрашивал и о Павле: не было ли когда такого диакона? Ни не мог найти его нигде, ни в Чернигове, ни в Киеве, ни по другим монастырям, и доныне не знаю: был ли или есть ли теперь где в моем отечестве Павел диакон? Бог знает, что значит Павел диакон? О Господи мой! устрой о мне вещь по Твоему благому и премилосердному изволению на спасение души моей грешной».

Молва о новом витии церковном распространилась по Малороссии и Литве; различные обители одна за другой старались воспользоваться его духовным назиданием, которое привлекало к ним толпы народные и утверждало колебавшееся в тех краях Православие. Движимый благочестивым усердием, Димитрий прежде всего отправился из Чернигова в Новодворский монастырь, подведомственный Виленскому Святого Духа, в пределах Литовских, для поклонения чудотворной иконе Богоматери, писанной святителем Петром митрополитом. Он был там радушно принят наместником митрополии, епископом Белорусским Феодосием и настоятелем Святодуховского монастыря Климентом Троицким. Последний пригласил его на краткое время в свою обитель Виленскую, a епископ Феодосий — в Слуцк, где назначил ему местопребыванием свой Преображенский монастырь; там, пользуясь особенным расположением братства и ктитора монастырского, благодетельного гражданина Скочкевича, Димитрий более года проповедовал слово Божие, до кончины своих благодетелей епископа и ктитора; но в продолжении сего времени странствовал и по окрестным обителям для поклонения святыне; нам осталось его описание чудес Ильинской иконы Богоматери, что в Чернигове, под именем «Руна орошенного».

Между тем Киев и Чернигов требовали к себе обратно проповедника, удерживаемого в Слуцке, ибо так велика была к нему общая любовь. Настоятель Кирилловского монастыря Мелетий, переведенный в Михайловский-Златоверхий, приглашал к себе своего ученика и постриженника; гетман Малороссии Самойлович предлагал ему у себя в Батурине место проповедника.

Обет послушания иноческого побуждал Димитрия идти на зов старца игумена, но братия Слуцкая не отпускала его, обещая принять на себя всю ответственность, и Милетий на время согласился, прислав даже от себя в благословение проповеднику частицу мощей святой Великомученицы Варвары. Когда же, однако, по смерти благодетелей его, сделались настоятельны требования из Киева и Батурина, Димитрий должен был повиноваться и предпочел город гетманский, потому что Киев находился тогда под страхом нашествия татарского: бывший гетман Юрий Хмельницкий накликал турок на свою родину, и вся Заднепровская Украина трепетала его опустошений; даже настоятель лавры Печерской просил на время переселиться с братией в иное, более безопасное место. Милостиво был принят Димитрий гетманом Самойловичем, который сам, происходя из звания духовного, отличался благочестием; он указал ему для жительства Николаевский монастырь близ Батурина, где в то время был настоятелем ученый Феодосий Гугуревич, занявший впоследствии должность ректора в Киевской академии.

Из Слуцка был приглашаем Димитрий в различные обители для проповеди Слова Божия; из Батурина же — для единовременного ими управления. Братия Кирилловской обители прислала нарочного просить бывшего своего постриженника к себе в настоятели, но безуспешно: сам ли отказался он по смирению или не отпустил его гетман. Успешнее было приглашение Максаковской обители, что близ города Борзны; Димитрий отправился с письмом гетмана в Чернигов за благословением к архиепископу Лазарю и был принят весьма милостиво, как сам описывает в дневнике своем. Еще не читая письма, сказал архиерей: «Да благословит вас Господь Бог на игуменство; но по имени Димитрия желаю нам митры, Димитрий да получит митру». В тот же день после посвящения, будучи приглашен к столу, услышал еще более знаменательные речи от своею Владыки: «Сего дня сподобил вас Господь Бог игуменства в монастыре, где храм Преображения Господня, яко Моисея на Фаворе. Сказавый пути Своя Моисеови, да скажет и вам на сем Фаворе пути Свои к вечному Фавору». «Слова сии, — присовокупляет Димитрий, — принял я, грешный за хорошее предзнаменование и заметил для себя; дай, Боже, чтобы сбылось пророчество архипастырское! Он отпустил меня как отец родного сына: подай ему, Господь, все благое по сердцу».

Недолго, однако, игуменствовал святой Димитрий в обители Максаковской; на следующий год был он, по желанию гетмана, переведен в Батуринский монастырь на место Феодосия, взятого в Киев, но вскоре отказался от сей должности по любви своей к занятиям ученым. Вспоминая по случаю смерти одного из своих собратий Кирилловских, скончавшегося в Чернигове, о собственных странствиях из монастыря в монастырь Димитрий заметил в дневнике своем: «Бог знает, где и мне суждено положить свою голову!» Мог ли он ожидать когда-нибудь, что из родной Малороссии будет вызван на святительскую кафедру чуждого ему Севера? В день своего ангела сложил с себя бремя игуменское смиренный Димитрий, оставаясь, однако, в обители, ибо не боялся покоряться чужой воле по любви своей к послушанию. Между тем скончался архимандрит лавры Печерской Иннокентий Гизель, и на место его поставлен не менее просвещенный Варлаам Ясинский; он предложил бывшему игумену переселиться в лавру для ученых занятий, и это переселение составило эпоху в его жизни, ибо промыслу Божию угодно было призвать Димитрия на дело двадцатилетних трудов, которым он оказал незабвенную услугу всей Церкви Российской.

Ученые занятия святого Димитрия

Давно уже чувствовали у нас необходимость собрать для назидания верующих жития святых, прославивших Господа своими подвигами; митрополит Всероссийский Макарин предпринял душеполезный труд сей, соединив в своих великих Четьях-Минеях все жития, какие мог только обрести в прологах и патериках наших, и дополнил их собственными жизнеописаниями. Просвещенный митрополит Киевский Петр Могила, побужденный столь благим примером, возымел намерение издать жития на более доступном языке славянорусском и выписал для нового перевода с горы Афонской греческие книги Симеона Метафраста, который наиболее потрудился над житиями святых в Х веке; но ранняя кончина воспрепятствовала ревностному пастырю киевскому привести в исполнение благое намерение и, последовавшее за тем тяжкое время для Киева, надолго его отсрочила. Однако преемник его архимандрит лавры Печерской Иннокентий Гизель испросил с той же целью у патриарха Московского Иоакима великие Четьи-Минеи митрополита Макария и также скончался, не коснувшись дела. Варлаам Ясинский решился продолжать начатое, поискал для себя человека уединенного и способного исполнить многообразный труд. Никого не мог он избрать лучше игумена Батуринского, с общего совета братии Печерской, и через несколько недель после своего переселения в лавру, в июне месяце 1684 года, Димитрий приступил к описанию житий святых; с тех пор это сделалось постоянным делом всей его жизни, которое усердно продолжал и в келье иноческой, и в сане настоятельском, и на кафедре святительской, ибо душа его пламенно возлюбила угодников Божиих, коих память хотел прославить. Они сами открывались ему в таинственных сновидениях, свидетельствуя там собственную его близость к миру духовному, так как мысль его была исполнена образами святых, им описываемых; это еще более ободряло его к продолжению начатого труда. Вот как он сам описывает в дневнике своем два утешительных сновидения, коих удостоился в течение трех месяцев. «Августа десятого 1685 г., в понедельник услышал я благовест к заутрени, но, по обыкновенному моему ленивству разоспавшись, не поспел к началу, а проспал даже до чтения псалтыри. В сие время видел следующее видение: казалось, будто поручена была мне в смотрение некоторая пещера, в коей ночевали святые мощи. Осматривая со свечою гробы святых, увидел там же яко бы ночевавшую святую Великомученицу Варвару. Приступив к ее гробу, узрел ее лежащую боком и гроб ее, являющий некоторую гнилость. Желая оную очистить, вынул мощи ее из раки и положил на другом месте. Очистив раку, приступил к мощам ее и взял оные руками для вложения в раку, но вдруг узрел в живых Варвару святую. Вещающему мне к ней: «Святая дево Варваро, благодетельнице моя! Умоли Бога о грехах моих!» Ответствовала святая, буди бы имея сомнение Некое: «Не ведаю, — рекла,— умолю ли, ибо молишися по-римски». (Думаю, что сие мне сказано для того, что я весьма ленив к молитве, и уподобился в сем случае римлянам, у коих весьма краткое молитвословие, так как у меня краткая и редкая молитва). Слова сии услышав от святой, начал я тужить и якобы отчаиваться, но она, спустя мало времени, воззрила на меня с веселым и осклабленным лицом и рекла: «Не бойся», — и иные некоторые утешительные произнесла слова, коих и не вспомню. Потом, вложив в раку, облобызал ее руки и ноги; казалось, тело живое и весьма белое, но рука убогая и обветшалая. Сожалея о том, что нечистыми и скверными руками и устами дерзаю касаться святых мощей и что не вижу хорошей раки, размышлял, как бы украсить сей гроб? И начал искать новой богатейшей раки, в которую бы переложить святые мощи: но к том самом мгновении проснулся. Жалея о пробуждении моем, почувствовало сердце мое некоторую радость». Заключая этот рассказ, святой Димитрий смиренно замечает: «Бог ведает, что сей сон знаменует и каково иного событие воспоследует! О, когда бы молитвами святой Варвары дал мне Бог исправление злого и окаянного жития моего!» А через несколько лет святой Димитрий имел утешение действительно воздать честь мощам святой Великомученицы. Будучи в то время игуменом Батуринским, он узнал, что часть этих мощей хранится в казне гетманской между прочими сокровищами как бы под спудом и мало кому известна. Она находилась здесь по следующим обстоятельствам: еще в 1651 году гетман литовский Януш Радзивил по взятии Киева испросил себе две части мощей Великомученицы, почивающих в Михайловском монастыре. Одну из этих частей, от ребер святой Варвары, он отослал в дар Виленскому епископу Георгию Тишкевичу, другую, от персей ее, подарил жене своей Марии, по смерти которой она досталась митрополиту Киевскому Иосифу Тукальскому и положена им в городе Каневе, его обыкновенном местопребывании. Отсюда, по смерти Тукальского, она взята была в Батуринскую казенную палату. Своими усильными просьбами святой Димитрий получил дозволение от гетмана перевести сию святыню в свой Батуринский монастырь и с торжественным ходом перенес 15 января 1691 года, во вторник, а в намять перенесения установил в своем монастыре каждый вторник совершать молебное пение Великомученице.

Другое сновидение было еще поразительнее. «В 1685 году — пишет Димитрий, — в Филиппов пост, в одну ночь окончив письмом страдания святого мученика Ореста, которого память 10 ноября почитается, за час или меньше до заутрени, лег я отдохнуть не раздеваясь и в сонном видении узрел святого мученика Ореста, с ликом веселым ко мне вешающего сими словами: «Я больше претерпел за Христа мук, нежели ты написал». Сие рек, открыл мне перси свои и показал в левом боку великую рану, насквозь во внутренность проходящую, сказав: «Сие мне железом прожжено». Потом открыл правую по локоть руку, показав рану на самом противу локтя месте, и рек: «Сие мне перерезано»; причем видны были перерезанные жилы. Также и левую руку открывши, на таком же месте, такую же указав рану, сказав: «И то мне перерезано». Потом, наклонясь, открыл ногу и показал на сгиб колена рану также и другую ногу, до колена открывши, такую же рану на таким же месте показал и рек: «А сив мне косою рассечено». И став прямо, взирая мне в лицо, рее «Видишь ли? больше я за Христа претерпел, нежели ты написал». Я противу сего ничтоже смея сказать, молчал и мыслил в себе: «Кто сей есть Орест, не из числа ли пяточисленных (13 декабря)?» На сию мою мысль святой мученик ответствовал: «Не тот я Орест, иже от пяточисленных, но тот, его же ты ныне житие написал». Видел и другого некоего человека важного, за ним стоявшего, и казалось мне также, некий мученик был, но тот ничтоже изрек. В то самое время учиненный к заутрене благовест пробудил меня, и я жалел, что сие весьма приятное видение скоро окончилось. А что сие видение, — прибавляет святой Димитрий, — записав его спустя более трех лет, я, недостойный и грешный, истинно видел и что точно так видел, как написал, а не иначе, сие под клятвою моею священническою исповедую: ибо все иное, как тогда совершенно памятовал, так и теперь помню».

Из этого можно видеть, как успешно подвигался труд его, ибо через полтора года доведен был уже до 10 ноября. Ему благоприятствовала совершенная свобода от посторонних занятий, но он недолго мог пользоваться ею по особенной к нему любви светского и духовного начальства; опять возложили на него бремя правления, от которого так недавно отказался. Димитрий, вместе с архимандритом Варлаамом, поехал в Батурин приветствовать нового митрополита Киевского Гедеона из рода князей Святополков-Четвертинских, который возвращался из Москвы, где был посвящен патриархом Иоакимом: это было первое подчинение митрополии Киевской патриаршему престолу Московскому. Гетман и митрополит убедили святого игумена принять на себя опять настоятельство обители Николаевской, и повиновался им любитель послушания. Подчинение Киевской митрополии имело влияние и на будущую его участь, потому что, как деятельный член и опытный богослов Малороссийской Церкви, он принимал живое участие в духовных вопросах того времени и по стечению обстоятельств сам был мало-помалу привлечен с родного юга на север. Первый важный вопрос представился: о времени пресуществления святых даров на литургии, ибо некоторые выходцы западные старались объяснить это по обычаю латинскому, то есть будто пресуществление совершается словами Господа Иисуса: «Примите, ядите и пейте от нея все», а не призыванием Духа Святого на предлежащие дары и благословением их, после сих знаменательных слов. Патриарх Иоаким, смущенный новыми толками и зная, что присоединенная Малороссия долго находилась под влиянием польским, почел нужным спросить митрополита Гедеона: «Как разумеет Малороссийская Церковь Собор Флорентийский?» Он получил удовлетворительный ответ от лица всего духовенства той страны, в числе коего и благочестивый игумен Батуринский приложил свою руку. Впоследствии патриарх написал пространное послание о времени пресуществления и с успехом опроверг латинские мудрования, которые отчасти проникли и в Малороссию.

Это послужило началом прямых сношений святого Димитрия с патриархом Московским. Будучи принужден возвратить, по его требованию, великие Четьи-Минеи за три зимние месяца, которые находились в его руках для сличения с новыми, он написал послание Святейшему Иоакиму, исполненное глубочайшим чувством смирения. «Пред святительство ваше, отца и архипастыря нашего, и аз овча нажити твоея, аще и последнейший, и немало же знаемый, сим худым писанием моим (понеже сам собою не возмогох) прихожду и к стопам святых твоих ног припадаю да сподоблюся, у святейшего ми Архипастыря, знаемый и глашаемый быти по имени... Святительство ваше, к их Царского и пресветлого Величества богомольцу, а своему в Духе Святому сыну, преосвященному в Бозе Кир Гедеону Святополку, Князю Четвертинскому, Митрополиту Киевскому, Галицкому и Малыя России, а прежде ко преподобнейшему Варлааму Архимандриту Печерскому, изволил писати о тех книгах (Четьих-Минеях на Декабрь, Генварь и Февраль). Обаче те книги ни у него, преосвященного Митрополита, ни у преподобного Архимандрита, но в монастыре Батуринском, в моих недостойных руках, доселе бяху держимы и со вниманием чтомы. От них же многую приемши пользу и согласившеся со Святыми житиями, в них написанными, отдаю оные святыни вашей со благодарением и извествую: яко в послушании святом, от Малороссийской Цepкви мне врученном, с Божиею помощью потрудившися, по силе моей, в немощи совершающейся, преписующи от великих блаженного Макария, Митрополита Московского и всея России, книг и от оных Христианских историков, написал житий Святых месяцев шесть, начав от Сентемврия первого числа до Февраля последнего числа, согласующиеся со святыми теми великими книгами во всех историях и повестях и деяниях, Святыми содеянных, в подвизех их и страданиях. И уже написанные тыи Святых жити чтомы бяху по большей части и рассуждаемы от некоторых благородных людей, а наиболее во святой лавре Печерстей. Ныне же належащу многих благоволению и желанию хотел бы, к душевной Христианам пользе, типом издать, к чесому наипаче возбуждаем есмь, частыми писании от преподобнейшего Архимандрита Печерского. На таковое убо дело, Церкви Божией (яко же мню) не непотребное, вашего верховнейшего Архипастырского ищу благословения. Да тем вашим Архипастырским благословением управляемый, наставляемый и пособствуемый, возмогу предлежаще ми дело добро совершити, рассуждению церковному вдая и типом издая оныя шесть написанные месяцы; яже, егда Божею помощью и благословением вашим Архипастырским, совершатся и издадутся, то (аще Господь восхощет и живы будем) и на прочие простремся, и вашему святейшему челом бити станем о других святых книгах».

Так как из Москвы не было прямого требования на рассмотрение этих новосоставленных миней, ни запрещения их печатать, то в 1689 году лавра Печерская приступила к изданию их в свет, начиная с сентябрьской четверти. Архимандрит Варлаам предоставил себе, вместе с соборной братией, окончательное рассмотрение этих книг и этим навлек на себя неудовольствие патриарха, который это принял за явный знак непослушания. Немедленно отправил он обличительную против него грамоту, в которой горячо вступался за иерархические права свои и доказывал необходимость послушания. Строгий блюститель Православия, он заметил лаврским издателям некоторые недосмотры, вкравшиеся в книгу оттого, что не прислали ее предварительно на рассмотрение архипастырское, и велел перепечатать погрешительные листы и остановить продажу непроданных еще экземпляров, с тем чтобы требовать впредь разрешения патриаршего на имеющее продолжаться издание. Однако сам благочестивый составитель минеи не подвергся гневу святительному и даже в это время имел случай лично принять благословение от Патриарха Иоакима и слышать из уст его одобрение на продолжение столь полезного труда.

Главнокомандующий русских войск князь Голицин послал гетмана Мазепу в Москву с донесением об успешном окончании своего похода против турок; вместе с ним отправлены были от Малороссийского духовенства, вероятно, для разъяснения возникших недоумений, два игумена: святой Димитрий и Кирилловской обители Иннокентий Монастырский. Это случилось в смутную эпоху стрелецкого бунта и последовавшего за ним падения царевны Софьи. Святой Димитрий, вместе с гетманом, представлялись сперва царю Иоанну и сестре его в столице, а потом и юному Петру в лавре Троицкой, куда удалился от козней мятежников и где окончательно их преодолел. Малороссийские посланные были там свидетелями и ходатайства патриаршего за усмиренную царевну. Отпуская игумена, святой Иоаким благословил Димитрия продолжать жития святых и, в знак своего благоволения, дал ему образ Пресвятой Девы в богатом окладе. Думал ли святой Димитрий, что это было для него не только напутствием на родину, но и как бы предзнаменательным зовом водвориться в России?

По возвращении в Батурин продолжал он еще с большей ревностью заниматься священным трудом своим, сделавшись осторожнее в таком деле, которое имело уже важность для всей Церкви Российской. Для большего уединения оставил он даже свои настоятельские покои и устроил себе маленький домик близ церкви Святителя Николая, который называл своим скитом. В келейном дневнике его около этого времени записано вместе с кончиною бывшего игумена Феодосия Гугуревича, возвращение из чужих стран постриженника обители Бутуринской — Феофана, который ходил учиться философии и богословию по разным землям. Это был будущий знаменитый проповедник и богослов Феофан Прокопович архиепископ Новгородский. Скоро одни за другим скончались патриарх Иоаким и митрополит Киевский Гедеон; новый Первосвятитель московский, Адриан, поставил на митрополию Киевскую бывшего архимандрита лавры Варлаама Ясинского, который привез патриаршую благословен-ную грамоту святому игумену: «Сам Бог, в Троице животворящей благословен сый во веки, воздаст ти, брате, всяческим благословением благостынным, написуя то в книги живота вечного, за твои богоугодныя труды в писании, исправлении же и типом издании, книги душеполезные житий Святых на три месяца первые, Сентемврий, Октоврий и Ноемврий. Той же и впредь да благословит, укрепит и поспешит потруждатися тебе даже на всецелый год, и прочие таковые же жития Святых книги исправити совершенно и типом изобразить в той же ставропигии нашей Патриаршей лавре Киевопечерской». Вслед за тем патриарх присовокупляет, что он просит и нового митрополита и будущего архимандрита лавры о содействии во всем «искусному, и благоразумному, и благоусердному делателю» (3 октября 1690 г.).

Глубоко тронутый такой святительскою милостью, смиренный Димитрий отвечал патриарху красноречивым посланием, в котором излил все чувства благодарности души: «Да похвален и прославлен будет Бог во святых и от святых славимый, яко даровал ныне Церкви Своей святой такового пастыря, добра и искусна, ваше Архипастырство, иже в начале своего пастырства, первее всех печешися и промышляеши о умножении Божия и Святых Его славы, желающи житиям оным в мир типом изданным быти на пользу всему Христианскому православному Российскому роду. Слава сия всем преподобным есть. Ныне Уже и аз недостойный усерднее Господу поспешествующу на предлежаще простру бренную и грешную мою руку, имый святительство ваше в том деле пособствующее ми, укрепляющее же и наставляющее благословение, еже по премногу возбуждает мя, да сон лености оттряс, повелеваемое ми творю тщательно. Аще и не искусен есмь, не имый толико ведения и возможности, дабы все добро привести к совершенству зачатое дело: обаче о укрепляющем мя Иисусе, наложенный святого послушания ярем носити должен есмь, скудоумия моего недостаточное исполняющу Тому, от его же исполнения мы все прияхом и еще приемлем, точию да и впредь пособствует ми, с благословением, богоприятная архипастырства вашего молитва, на ню же зело надеюся». Прилагая к этому свою просьбу о возвращении взятых Четьих-Миней, Димитрий заключает: «Aще бы изволил Архипастырство ваше, согласия ради пишиемых нами Святых житий, те же святые книги трех реченных месяцев на время к моему недостоинству повелеть прислать, потщался бых, помощью Божию, приседая им нощеденственно, почерпсти многую пользу и ту в мир типом издать». (10 ноября 1690 г.)

Возбужденный грамотою патриаршей, решился он оставить все прочее и исключительно посвятить себя начатому труду, чтобы успешнее его довершить, и вторично отказался от настоятельства обители Батуринской, водворившись в уединенном скиту своем. Одним из последних его действий в обители, которою управлял более шести лет, было дарование у себя пристанища ученому труженику, Адаму Зерникаву. Он познакомился с ним еще в Чернигове под покровительством знаменитого Лазаря Барановича, и под кровом самого Димитрия окончил трудолюбивую жизнь свою богослов западный, который, оставив свою родину, искал себе другой отчизны в пределах Малороссии, на пути к небесной. В монастыре Димитриевом окончил он свою замечательную книгу о исхождении Духа Святого от единого Отца, вопреки мнений латинских, которые сам прежде разделял как протестант, заимствовавший в этом предмете догматы Римской Церкви. Между тем святой Димитрий приготовил к изданию вторую часть своих Четьих-Миней и сам отвез их в типографию Печерскую, но издание замедлилось по строгому пересмотру книги архимандритом Мелетием, который сделался осторожнее после ошибок своего предместника Варлаама. Сам же сочинитель, получив из Данцига обширное описание житий святых издания Боландитов, тщательно занялся сличением их с собственным творением и приготовлением третьей части, потому что удостоился опять новой ободрительной грамоты от патриарха Адриана.

Сколько ни желал уединиться святой Димитрий для своего духовного подвига, не был он оставляем в покое знавшими его высокое достоинство и в деле управления церковного. Новый архиепископ Черниговский Феодосий Угличский, на краткое время заступивший на место Лазаря Барановича еще при его жизни, убедил любителя безмолвия принять управление обители святых первоверховных апостолов Петра и Павла, близ Глухова; но едва лишь скончался архиепископ Феодосий, как уже митрополит Киевский Варлаам рукою властною перевел святого на место его пострижения, в обитель Кирилловскую, где еще был ктитором столетний отец его. Он поступил туда на полугодичное время, как бы для того только, чтобы воздать последний сыновний долг своей матери, о кончине коей так отозвалось его любящее сердце в дневных его записках: «В самый великий Пяток спасительные страсти, мать моя преставися в девятый час дня, точно в тот час, когда Спаситель наш, на кресте страждущий за спасение наше, дух Свой Богу Отцу в руце предал. Имела лет от рождения своего более семидесяти... да помянет ю Господь во царствии Своем небесном! Скончалася с хорошим расположением, памятью и речью. О дабы и мне таковой блаженной кончины Господь удостоил ее молитвами! И подлинно, христианская ее была кончина, ибо со всеми обрядами христианскими и с обыкновенными таинствами, бесстрашна, непостыдна, мирна. Еще же да сподобию, Господь, доброго ответа на Страшном Своем суде, яко же и не сомневаюсь о Божием милосердии и о ее спасении, ведая постоянную, добродетельную и набожную ее жизнь. А и то за добрый спасения ее знак имею, что того же дня и того же часа, когда Христос Господь разбойнику, во время вольной своей страсти, рай отверзл, тогда и ее душе от тела разлучиться повелел». В этих словах заключается лучшая похвала и чистой любви сыновней строгого подвижника, и благочестию матери; погребена она самим сыном в Киевском Кирилловском монастыре в 1689 году.

Умилительны такие речи, которые исторглись из обильного любовью сердца, и тем драгоценнее для нас, что в них излилось то, что глубоко таилось в груди святого от взоров мира. Не напрасно взывал Димитрий еще за несколько лет пред этим по случаю частого перехода своего из обители в обитель: «Где-то и мне придется положить голову!» — потому что опять последовала для него перемена в настоятельстве; каждый архиерей желал иметь его в своей епархии, и постоянно спорили о нем Киев и Чернигов. Преемник архиепископа Феодосия, Иоанн Максимович, прославившийся впоследствии на кафедре Сибирской обращением многих тысяч язычников, предложил Димитрию монастырь Елецкий-Успенский в Чернигове, с присоединением и Глуховского, и посвятил его в сан архимандрита. Таким образом исполнилось слово архиепископа Лазаря: «Димитрий получит митру», но вскоре ожидала его и святительская. Не превознесся Димитрий новым своим саном, напротив того, смирение его усугубилось по мере возвышения в степени духовной, и не оставляла его любимая забота о житиях святых, как видно из письма его к другу Феологу, монаху Чудова монастыря, бывшему потом справщиком в московской типографии.

«Вашу братскую любовь ко мне, недостойному, зело благодарствую, занеже изволил честность твоя, от любви своея, в посланиях своих обоих написать ко мне, недостойному, похвалы выше моей меры, нарицающа мя благонравна, благоразумна и света лучи в мир простирающа, и иная тем подобна, яже аще и от любви вашей происходят, обаче зело мя исполняют студа; понеже несмь таков якова же любовь твоя непщует мя быти. Несмь благонравен, но злонравен, обычаев худых исполнен и в разуме далече отстою от разумных; буй есмь и невежа, а светение мое есть едина тьма и прах... Молю же братскую твою любовь помолиться обо мне Господу, свету моему, да просветит мою тьму и изыдет честное от недостойного, и о сем явлена будет ваша ко мне, грешному, совершенная о бозе любы, егда мне вашими святыми молитвами ко Господу за мя помоществовати будете, в спасении моем безнадежном и в предлежащем мне книжном деле. И сие от любви вашея есть, яко благодарения воздаете Богови о моем архимандрию Елецкую возведении о бозе. Аз окаянный, яко же любве вашея, так и архимандрии тоя немь достаню. Всем бо, яко иногда попускает Господь Бог и недостойным, от них же первый есмь аз, приимати церковная честная достоинства. Сие же творить по недоведомым судьбам своим; чего ради в немалом есмь страсе, нося честь выше моего Достоинства недостойного. Надеюся же на ваши святыя молитвы, уповая на милосердие Божие, не погибнути с беззаконьми моими. Книгу третью тримесячную житий Святых, Марта, Апреля, Мая, аще мя сподобит Господь то совершит и типом изображенную видети, не забуду честности твоей, яко же и превысочайшим лицам пошлю, или сам привезу, аще Господь восхощет и живи будем. О сем, честность твоя, буди известен и помоли Владыку Христа о моем окаянстве, да совершим вскоре пишемую нами книгу, помощию того всесильною, и нас, здравых и спасенных, коварствы вражиими ненаветованных, да соблюдет. Аминь».

Два года спустя переведен был святой Димитрий в Спасский монастырь Новгород-Северска; это уже был последний, коим управлял он, будучи попеременно настоятелем пяти обителей и двукратно одной Батуринской. В начале 1700 года окончена была печатанием в лаврской типографии третья весенняя четверь его Минеи за март, апрель и май и архимандрит лавры Иоасаф Кроковский в залог особой своей благодарности к подвигу трудившегося прислал ему благословение: икону Богоматери, подаренную царем Алексеем Михаиловичем митрополиту Петру Могиле. Царская икона, принесенная Димитрию бывшим архимандритом Никоном Московскою Донского монастыря, была как бы вторичным предвестием зова будущего святителя в первопрестольную Москву, Малороссия уже лишалась своего светильника, которому подобало воссиять на свещнике архиерейских кафедр Сибири и Ростова, дабы с высоты их светить всей Церкви Российской. Императору Петру Великому желательно было распространить свет христианства между инородцами недавно завоеванной Сибири, дабы его благодатное действие могло приникнуть и до дальних пределов Китая. По совещании со святейшим патриархом Адрианом, решился он искать в более образованной тогда Малороссии достойного человека, могущего совместить обязанности проповедника язычников с саном святительским на кафедре Тобольска, осиротевшей после кончины благоговейного митрополита Павла. Варлааму Киевскому предписано было прислать в столицу кого-либо из архимандритов или игуменов, мужа ученого и жития непорочного, для кафедры Сибирской, который, с помощью Божией, мог бы обратить закоснелых в слепоте идолослужения к познанию истинного Бога. Новый пастырь должен был привести с собою двух или трех иноков, которые бы изучили языки китайский и монгольский, дабы служить при вновь устроенной в Пекине церкви. Так далеко и благодетельно досягал орлиный взор великого преобразователя, и митрополит Варлаам не судил никого более достойным этой высокой степени, как архимандрита Северского, известного ему по своей добродетели и учености.

Святительство Димитрия

Димитрий, прибыв в Москву в феврале 1701 года, не застал уже в живых благодетеля своего, патриарха Адриана, и приветствовал государя красноречивым словом, в котором изобразил достоинство царя земного, как носящего на себе образ Христов. Месяц спустя, на 50-м году от рождения, был он рукоположен в митрополита Сибирского преосвященным Стефаном Яворским, митрополитом Рязанским, который и сам недавно возведен был в сан этот из игуменов Киевского Николаевского монастыря с назначением в местоблюстители патриаршего престола. Ему поручено было от царя заведование всеми делами упраздненной патриархии. Однако здоровье нового митрополита Сибирского, поколебавшееся от непрестанных занятий, не в силах было бы бороться с суровым климатом дальней его епархии, и притом любимый предмет занятий всей его жизни остался бы неоконченным. До такой степени тревожила мысль эта любителя святых, что он даже впал от того в тяжкую болезнь, и благосклонный государь, узнав при своем посещении о причине болезни, успокоил его царским словом и дозволил на время остаться в Москве в ожидании ближайшей епархии. Не без промысла Божия продлилось более года пребывание его в столице; пришелец Малороссии имел время познакомиться с деятелями государственными и церковными того края, куда вызван был святительствовать в трудную годину преобразований. В Москве началась и дружественная связь его с митрополитом Стефаном, которого мало знал в Киеве; они поняли друг друга, и приязнь их основана была на взаимном уважении, хотя святой Димитрий всегда старался воздавать глубочайшее уважение местоблюстителю патриаршего престола, как бы самому Патриарху. Во время продолжительной своей болезни в кельях Чудова монастыря, сблизился он с некоторыми учеными из монашествующих, Кириллом и Феодором, которые были справщиками типографии; тут же нашел и своего старого друга инока Феолога, и все трое оказали ему впоследствии много услуг для его ученых занятий, по предмету которых вел с ними постоянную переписку. Книги о житиях святых и частое проповедание слова Божия приобрели ему в Москве любовь и уважение знатных лиц. Вдова царя Иоанна Алексеевича, царица Параскева Феодоровна, пользовавшаяся особенным вниманием императора, была исполнена глубоким уважением к святителю и нередко наделяла его одеждами и яствами от своей трапезы.

Между тем скончался Иоасаф, митрополит Ростовским, и государь, еще более оценивший заслуги святителя Димитрия, повелел перевести его на вновь открывшуюся кафедру, для Сибирской же нашелся достойный ему преемник в лице Филофея Лещинского, который окрестил многие тысячи остяков, странствуя за ними на оленях по их тундре. Даже после своего удаления на покой, будучи схимником, вызван был он опять на новые подвиги апостольские, когда скончался Иоанн Максимович, бывший архиепископ Черниговский, заступивший его место. Они оба на западе Сибири, епископ же Иннокентий на востоке в Иркутске, впоследствии причтенный к лику святых, в одно время осияли светом христианства всю необъятную Сибирь. Какими чудными мужами Церкви, которые все возникли из пределов Малороссии, утешил Господь великую Россию в славные дни царствования Петрова! Эти три подвижника в Сибири, святитель Димитрий в Ростове, местоблюститель Стефан в столице, ревностный защитник Православия и достоинства Иерархии, Лазарь и Феодосий в Чернигове, Варлаам в Киеве, кроме других знаменитых святителей собственно русских, святого Митрофана Воронежского, Иова Новгородского, распространявшего просвещение духовное, и иных! Не часто повторяется столь утешительное явление в летописях церковных.

Отсюда начинается для Святителя Димитрия новый период жизни; весь посвятившийся заботам пастырским, хотя и не оставлял он своих любимых занятий ученых, здесь явил он себя, по слову апостольскому, таким, каким подобает быть архиерею для своей паствы: «преподобным, незлобивым, нескверным, отлученным от грешников», хотя по немощи человеческой, подобно всем первосвященникам, должен еще был приносить жертвы и о своих погрешностях, принося бескровную жертву за грехи людские, доколе сам не воссиял в ликах святых (Евр. 7, 26, 27). Вступая в свою епархию со всею готовностью посвятить ей остаток своей жизни, на первом шагу уже предвидел он, что тут должно окончиться ее течение, и потому избрал себе место вечного упокоения на краю города, в той обители, в которой остановился, чтобы идти оттуда торжественным ходом, занять кафедру в соборе Ростовском. Новый святитель совершил обычное моление в церкви Зачатия Божией Матери Яковлевского монастыря, основанного одним из святых его предшественников, епископом Иаковом (которого и мощи там почивают), и погрузился в глубокую думу о своем будущем; там же, указав место в углу собора, сказал окружающим его слово псаломное пророка царя Давида, которое обратилось в пророчество и для него самого: «Се покой мой, зде вселюся в век века». И здесь действительно притекают теперь верные к нетленным мощам вновь прославленного угодника Божия. Потом совершил он божественную литургию в кафедральном соборе Успения Богоматери и приветствовал паству свою красноречивым словом, напомнив ей о древнем союзе Церкви Ростовской с лаврою Печерскою, откуда нес он своей пастве благословение Божие пресвятой Богородицы и преподобных Печерских; добрый пастырь беседовал как отец с детьми, кратко излагая взаимные обязанности пасущего и пасомых. Особенно трогательны были слова: «Да не смущается сердце ваше о моем к вам пришествии, дверьми бо внидох, а не прелазяя инуде: не исках, но поискан есмь, и не ведах вас, ниже вы мене ведаете; судьбы же Господня бездна многа; тыя послаша мя к вам, аз же приидох, не до послужите ми, но да послужу вам, по словеси Господню: хотяй быти в вас первый, да будет всем слуга. Приидох к вам с любовию: рекл бых, яко приидох, яко же отец к чадом, но паче реку: приидох яко же брат к братин, яки же друг к любезным другом: ибо и Христос Господь не стыдится нас братею нарицати. Вы друзи мои, глаголет, не к тому нарицаю вас раби (Ин. 15), но друзи, а еже честнее и удивительнее, яко и отцами себе нарицает любимыя своя, глаголя: сей ми есть и отец, и мати, иже творит волю отца моего небесного, убо и ваша любовь есте ми, и отцы, и братья, и друзи. Аще же отцом мя воззовете, то аз апостольски к вам отвещаю: чадна мои, ими же болезную, дондеже вообразится в вас Христос» (Гал. 4, 19).

В келейных записках святителя Димитрия написано: «1702 год. Марта 1-го, в неделю вторую Великого поста, взыдох на престол мой в Ростове Божиим изволением», и вслед за тем: «1703 года, Яннуария 6-го, в третий час дня Богоявления Господня, преставися отец мой Савва Григорьевич и погребен в монастыре Кирилловском-Киевском, в церкви Св. Троицы: вечная ему буди память». Этими словами заключается дневник святого Димитрия, который как будто не хочет продолжать своих записок после блаженной кончины статрехлетнего старца-родителя. Не умилительно ли такое сыновнее чувство в великом святителе, и вместе с тем не достойно ли внимания то обстоятельство, что простой сотник Тунтало, благочестивый ктитор Кирилловской обители, имел еще до своей кончины утешение если не видеть лично, то по крайней мере слышать, что сын его Димитрий достиг высокой степени святительства и самой митрополии. Все отношения родственные и семейные кончились для святителя и даже самые узы, соединявшие его с родною ему Малороссией; новая обширная семья ростовская окружила его кафедру, и ей посвятил он все свои пастырские заботы в продолжение семи лет, постоянно радея о ее духовном усовершенствовании.

Паства его не имела училищ, которые были только в Москве, и даже лишена была живого проповедания слова Божиего, и потому народ легко увлекался лестными учениями лжи и раскола. С глубокой горестью говорил святитель в одном из своих поучений жителям Ростова: «Оле окаянному времени нашему, яко отнюдь пренебрежено то сеяние, весьма оставися слово Божие, и не вем, кою черное окаевати требе: сеятелей или землю, иереев ли, или сердца человеческие, или обои то купно? Вкупе непотребнии быша, несть творяй благостыню, несть до единаго. Сеятель не сеет, а земля не приемлет; иереи не брегут, а люди заблуждают: иереи не учат, а люди невежествуют; иереи слова Божия не проповедуют, а люди не слушают, ниже слушати хотят; от обою сторону худо: иереи глупы, а людие неразумны». Недостаточное приготовление к священному сану необходимо влекло за собою разные злоупотребления и беспорядки, против которых не замедлил принять пастырские меры заботливый святитель. До нас дошли два его окружных послания к епархиальному духовенству: из них видно, с одной стороны, до какой степени простиралось тогда невнимание священников к важности возложенного на них звания, а с другой стороны, как велика была пастырская ревность святого Димитрия, сокрушавшая зло всеми мерами убеждения и власти.

В первом обличает он некоторых священников своей паствы в том, что они обнаруживают грехи своих духовных детей, открытые им на исповеди, или по тщеславию, или по желанию нанести им вред; святитель убедительно доказывает, что обнаруживать тайны, открытые на исповеди, значит не понимать духа таинства, оскорблять Святого Духа, который даровал прощение грешнику, противоречить примеру Иисуса Христа, снисходившего грешникам. Нескромный духовник есть Иуда предатель и подобно ему подлежит вечной погибели. Обнаружение тайн совести вредно не только для обнаруживающего, но и для обличаемых, которые не могут после этого искренне каяться и навлекают на себя всеобщее бесславие.. Потом святитель обличает священников, которые оставляют бедных прихожан своих, больных без исповеди и причащения святых тайн, так что многие умирали без святого напутствия; он угрожает таким пастырям гневом Божиим за то, что затворяют царство небесное перед человеками, сами не входят и входящим возбраняют войти и предлагает в многолюдных приходах для исправления треб церковных приглашать «придельных» священников. В другом святой Димитрий внушает особенное благоговение к таинству животворящего тела и крови Христовой. Он обличает иереев, хранящих Святые Дары, приготовляемые для приобщения болящих на целый год, в ненадлежащем месте, и предписывает хранить эти тайны в чистых сосудах на святом престоле и воздавать им благоговейное почитание; потом увещевает иереев, чтобы они не иначе приступали к священнодействию евхаристии, как с предварительным приготовлением, а по окончании священнодействия пребывали в воздержании и трезвости; также вкратце напоминает им о других обязанностях их в отношении к пастве.

Чувствуя, что одними предписаниями нельзя исправить данного зла,

святой Димитрий решился завести училище при архиерейском доме из собственных дохода, и эти было первое в великой России после Московского; оно разделилось на три грамматические класса, насчитывавших до двухсот человек. Святителю желательно было, чтобы выходившие из него умели проповедовать и слово Божие; сам он наблюдал за их успехами, делал вопросы, выслушивал ответы и, в отсутствие учителя, иногда принимал на себя эту обязанность, а в свободное время толковал избранным ученикам некоторые места Священного Писания и летом призывал их к себе в загородный дом. Не менее заботился он и о нравственном их воспитании, собирал их по праздникам ко всенощной и литургии в соборную церковь, и по окончании первой кафизмы все должны были подходить к его благословению, дабы мог видеть: нет ли отсутствующих? В четыредесятницу и прочие посты обязывал каждого говеть, сам приобщая святых тайн всех учеников, а когда бывал болен, посылал им приказание, чтобы каждый прочитывал за него молитву Господню по пяти раз в воспоминание пяти язв Христовых, и это врачество духовное облегчало его болезнь. Обращение его с юными воспитанниками было совершенно отеческое, и часто повторял он им в утешение предстоявшей разлуки: «Аще сподоблюся получить от Бога милость, тогда и о вас буду молить, дабы и вы также от него получили милость: писано бо есть: да иде же есмь аз, и вы будете» (XIV. 4). Окончившим курс давал он места при церквах по собственному усмотрению и старался внушить клирикам более уважения к их должности, посвящая их в стихарь, чего прежде не бывало в Ростове.

Такие постоянные занятия не сокращали деятельности святого в любимом труде его описания житий святых, для которого собирал сведения через своих московских знакомых. Два года после его водворения в Ростове окончена была и последняя летняя четверть Четьи-Минеи, а также отправлена в Киев для печати. Радостно извещал он о том в Москве друга своего Феолога: «Сорадуйтесь мне духовно, яко споспешеством ваших молитв сподобил меня Господь Августу месяцу написать аминь и совершить четвертую житий Святых книгу; твоему же дружелюбию известную, ведая вашу к моему недостоинству братскую любовь и желание книге нашей прийти к совершению. Слава Богу совершишася, прошу помолиться не вотще быти пред Господом худому нашему труду». А в летописях архиереев Ростовских, хранящихся при соборе, рукою святителя замечено: «В лето от воплощения Бога Слова, месяца Февруария, в 9-й день на память Св. мученика Никифора, сказуемого победоносца, в отдание праздника Сретения Господня, изрекшу Св. Симеону Богоприимцу свое моление: ныне отпущаещи раба Твоего, Владыко, в день страданий Господних пятничный, в оньже на кресте рече Христос: совершишася пред субботою поминовения усопших и пред неделею страшного суда, помощью Божиею, и Пречистой Богоматери, и всех Святых молитвами, месяц Август написася. Аминь».

Подвиги против раскола

При всех своих занятиях святитель, по возможности, обозревал свою паству и при вторичном посещении города Ярославля в 1704 году торжественно переложил мощи святых князей, Феодора Смоленского и чад его Давида и Константина, в новую раку, устроенную усердием граждан, отчасти и его собственным; но любви своей ко всем угодникам Божиим уделил он и себе малую часть мощей их на благословение. Посетив опять на следующий год Ярославль, он был озабочен вразумлением некоторых из числа меньшей братии его обширной паствы — их встревожило повеление царское о брадобритии, потому что они, по слепоте своей, почитали лишение бороды за искажение образа Божия. Святитель сам рассказывает, как однажды, при выходе из собора после литургии, два не старых человека остановили его с вопросом: как повелит им поступить, потому что они предпочитают положить лучше головы свои на на плаху для отсечения, нежели бороды. Не приготовленный к ответу святой Димитрий спросил только у них: «Что отрастет? голова ли отсеченная или борода?» — на их ответ: «Борода»,— сказал им в свою очередь: «И так лучше нам не щадить бороды, которая столько же раз отрастет, сколько ее будут брить; голова же отсеченная — только в воскресение мертвых». После такого вразумления увещевал он и сопровождавших его граждан покоряться во всем предержащей власти, по слову апостольскому, и не в зримом, внешнем образе, разуметь подобие Божие. Впоследствии написал он по этому предмету целое рассуждение, которое было неоднократно печатано по воле государя; это был первый опыт состязания его с раскольниками, ему неизвестными до пришествия из Малороссии.

«Аз смиренный не в сих странах рожден и воспитан, — писал он, —ниже слышал когда о расколах, в стране сей обретающихся, ни о разнствии вер и нравах раскольничьих; но уже здесь, по Божию изволению и по указу государя жити начав, уведех слухом от многих донесений». Тогда же, для назидания своей паствы, кроме устного проповедования слова Божия, написал он катехизические наставления, в более доступном виде вопросов и ответов о вере, а также зерцало православного исповедания и еще двенадцать статей о пресуществлении хлеба и вина в тело и кровь Господа нашего Иисуса Христа.

Были у него и другие заботы о благосостоянии вверенного ему духовенства, по случаю переписи для распределения в военную службу детей священно и церковнослужителей, так как тогда великая была нужда в людях всякого звания для тяготевшей над Россией шведской войны. Неутешительно было и оскудение архиерейского дома, потому что все вотчины состояли под монастырским приказом, но и то немногое, чем мог пользоваться святитель, употреблял он на училища убогих. До чего доходило собственное его убожество, видно из его письма к Феологу; он извиняется, что не имеет лошадей, дабы привезти его к себе, ибо сам чуть не пешком бродит: «Ни коня, ни всадника, оскудели овцы, и лошадей нет». Впрочем, как он впоследствии выразился в своем завещании: «С тех пор как принял на себя иноческий образ и обещал Богу нищету произвольную, даже до приближения ко гробу, не собирал я имения, кроме книг святых; ни злата, ни сребра, ни излишних одежд, кроме самых нужных, но старался соблюсти нестяжение и нищету иноческую духом и самим делом, полагаясь во всем на промысл Божий, никогда меня не оставлявший». Но здоровье его, истощенное многими трудами, час от часу оскудевало, и это побудило написать свою духовную, перед Пасхой 1707 года.

За год пред тем посетил он еще однажды Москву, куда был вызываем на чреду для совещании, как то бывало при патриархах, и там много говорил поучений церковных. Опытность его была весьма полезна для друга его, местоблюстителя Стефана, к нему обращались и отдаленные архиереи, привлеченные его славою, как духовного писателя и витии. Митрополит Казанский Тихон, перенесший в кафедральный собор свой мощи святителя Гурия, просил составить для него службу и похвальное слово, что исполнил святой Димитрий с тою же любовью, с какой писал самые жития святых Он составил для Казани еще две службы, в честь чудотворной иконы Богоматери и святых мучеников Кизических, которые и до сих пор там совершаются. Душа его, проникнутая помазанием Духа Святого, часто изливалась в кратких духовных творениях, исполненных умиления, которое, истекая из столь благодатного источника, спасительно действовало на читателей.

Таковы его «Врачество духовное на смущение помысла, от разных книг отеческих вкратце собранное» и «Апология в утоление печали человека, сущего в беде и озлоблении», и еще: «Внутренний человек в клети сердца своего, уединенно поучающийся в тайне»; самое их название уже выражает внутреннее достоинство. Умилительна его молитва исповедания к Богу повседневного, от человека, полагающего спасения начало, и исповедание общее грехов, глаголемое перед иереем, которое влагает он в уста каждому человеку, не имеющему довольно смелости выразить их добровольно. Возвышенно размышление святителя о причащении Святых тайн, к созерцание которых любил часто погружаться; он еще оставил ним краткое о них воспоминание, на каждый пяток, вместе с трогательным целованием язв Господа нашего Иисуса Христа, с богомысленным им поклонением и плачем на погребение Христово. Тут ясно слышится голос души, в созерцании спасительных страданий Спаса своего, сопутствующий ему от Гефсимании до Голгофы, души, которая, по любви своей к Распятому, может воскликнуть вместе с апостолом: «Мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа» (Гал. VI, 14).

Иногда любовь эта изливалась в слезах скорби; видя бездыханным источник жизни, взывает он: «Камо грядеши несомый, сладчайший Иисусе? камо от нас грядеши, надежде и прибежище наше? камо свете наш, заходиши от очию нашею? незаходимое солнце, како познаваеши свой запад?

Станите носящии носящего весь мир дланию! станите носящии понесшего бремя греховное всего рода человеческого! носящии станите, его же ради ста солнце и луна в чину своем, на кресте того зрящи».

«Не браните нам детем приходити ко отцу, аще уже и умершу; не браните чадом поплакати о общем всех родителе, иже породил есть нас кровию своею. Дадите ноне малые излияти слезные от очес капли над тем, иже от всего тела для нас изобильные источи крове своея потоки, от ребер же с кровию воду».

Еще одно духовное назидательное творение приписывается святителю Ростовскому, по глубокому чувству веры и благоговения которым оно исполнено: это Алфавит духовный, или лествица восхождения духовного, разделенная на 33 ступени, по числу лет Господних, в подражание высокому творению Лествичника Синайского. Но сам Димитрий относил его великому подвижнику Исаии Коныстенскому, который, подобно древнему Илариону Печерскому, из пещер Антониевых взошел на кафедру Киевскую. Однако и до сих пор общее мнение украшает его именем святого Димитрия.

Но так как ревностный труженик при всех своих пастырских заботах не мог оставаться долго без постоянного труда, то, по окончании многолетнего своего подвига житий святых, почувствовал потребность в такой книге, которая бы могла знакомить читателя с судьбами Церкви в древние ее времена. Он решился составить летопись, или Священную историю, в таком виде, чтобы служила руководством для проповедников Смиренно сообщил он новую мысль свою другу местоблюстителю:

«Под названием и образом летописца желал бы я некие полезные правоучения писать, дабы не только историями увеселять читателя, но и нравоучениями учить. Сие есть мое намерение, если не для других (ибо кто аз, дабы учить ученых мужей), то по крайней мере для меня самого». Ревностно начал он собирать для этого предмета летописи церковные, Славянские, Греческие, Латинские и обращался с просьбою в Москву к Феологу, дабы пополнил ему недостаток хронографов Ростовских. По мере того как подвигалась летопись, он пересылал труд свой митрополиту Стефану на рассмотрение, смиренно прося его рассудить, будет ли на пользу Святой Церкви или нет и благодаря искренно за все его замечания. Но в то же время и сам укреплял духовно местоблюстителя Патриаршего на его трудном поприще: «Молю, елико могу. Господа крепкого и сильного, да укрепит ваше Архиерейство в ношении толь тяжкого креста. Не изнемогай, Святитель Божий, под таковыми тяжестями! ветвь под тяжестью всегда плодотворит. Не мни быти тщи труды свои пред Богом, глаголющим: приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные (Матф. XI, 28). Велико воздаяние понесшим тяготу и вар дне! Не суть суетны, ими же благоразумно управляется корабль Церкве Христовы во время толиких обуреваний. Ублажаете, преосвященство ваше, уединение, ублажаю и аз; но и святого Макария Египетского рассуждение не худо, который о пустынниках и о труждающихся во градах и для людской пользы пишет сице: овыи (пустынножители), имуще благодать, о себе только пекутся;

иные же (учители и слова Божия проповедники) иных души пользовати тщатся: сии оных много превышают. Подвизайся о укрепляющем вас Иисусе, подвижниче Христов! Бремя сие не по случаю какому наложися вашему Святительству, но смотрением Божиим; зане же и венец праведного воздаяния ждет вас; иго Христово благо носити: буди и бремя его вам легко».

Однако несмотря на все усилия святого Димитрия, летописный труд его не был доведен до конца, частью по его болезни, а частью от настоятельных нужд епархии, хотя и желал он весьма окончить священную историю, как это видно из его письма к Феологу: «Чего убо мне, бессильному, надеятися? Страх смерти нападе на мя... а дело книгописное как останется? Будет ли кто охотник приняться за него и вершити? а еще много надобно в том деле трудитися: годом его не свершишь и другим годом насилу к свершению поспеть, а конец при дверех, секира при корене, косa смертная над главою. Увы мне! не жаль мне ничего, ниже имам чесого жалети, богатства не собрах, денег не накопих, едино мне жаль то, яко начатое книгописание далече до совершения; а еще и о Псалтыри помысл бывает. Думка за морем, а смерть за плечами». Летописец остановился на шестом столетии четвертой тысячи лет.

Другим, более необходимый труд предстоял ему пред исходом жизни: направить к истине совращенные умы некоторых из своей паствы. Вскоре после Пасхи 1708 года святитель узнал, что в его кафедральном городе и других городах и селениях кроются лжеучители. Священник Ростовский донес ему, что один из его прихожан не хочет воздавать должного чествования ни святым иконам, ни мощам, и святитель из личного разговора убедился в его закоснелости, когда хотел пастырски его вразумить. Скиты раскольнические из лесов Брянских, в пределах Калужских, приникли в его епархию, которой угрожали с другой стороны своим лжеучением костромские и нижегородские скиты; раскольники сманивали легковерных, особенно из числа женщин. Не видя в своем духовенстве людей, способных действовать против угрожающего раскола, решился он сам подать благой пример и сильное оружие против нелепых толков. Простым вразумительным словом объяснил он народу вредное на них влияние брянских лжеучителей и неосновательность их мнений и как истинный пастырь не стеснялся никакими светскими отношениями, когда должен был стоять за правду. Священник его епархии явился защитником мнений раскольничьих; святитель, после строгого исследования, отрешил его от должности и велел как вдовому искать себе место где-либо в монастыре; но виновный тайными путями нашел доступ к царице, и она ходатайствовала за него пред святым Димитрием. Тогда блюститель Православия представил царице весь ход незаконного дела и смиренно просил ее не гневаться на то, что не может изменить своего решения. «Много было мне от него досады, — писал он,— пред многими бо людьми хуля мое смиренное имя, нарицал меня еретиком и римлянином и неверным: обаче все то ему прощаю Христа ради моего, иже укоряем противу не укоряше и стражда терпяще; взирая на незлобие Спаса моего, тому попу простих священства не запретих, и дах ему волю избрати себе где место, в монастыре коем-либо пострищися. Но гнева Божия на себе боюся, аще волка, в одежде овчей суща, пущу в стадо Христово погубляти души людские раскольническими ученьями. Молю убо Ваше Царское Благородие, не положите гнева на мя, богомольца своего, что не могу соделати вещи невозможной».

Узнав, что расколоучители усилились особенно в Ярославле, он сам туда поехал в ноябре 1708 года и убедительным словом проповедовал о неправости веры раскольничьей и истине Православия в защиту знамения честнаго креста. Не довольствуясь живым словом, начал он составлять письменные обличения мнений раскольничьих, для чего отложил дело летописное, которое столько его занимало, помышляя в себе, как писал он к Феологу, что: ...Бог не истяжет его о летописи, о том же, если молчать будет против раскольников, истяжет». Святитель, как бы предчувствуя, что и году жизни ему не осталось, поспешил делом так, что к Великому посту оно совсем почти окончилось. Это был его знаменитый «розыск о Брынской вере» или полное обличение против раскольников; последний труд, которым подарил он отечественную Церковь, как твердый щит от лжеучения, которым хотел оградить паству и после своей кончины. Изумительно, с какой быстротой написал он свою многосложную книгу, собирая отовсюду изустные верные сведения о сектах и толках раскольничьих от людей, живших по их скитам и обратившихся к истине. Благой пример святителя воздвиг и нового подвижника против раскольников в лице Питирима, бывшего строителя Переяславского, который послан был действовать против них на Киржач и многих обратил впоследствии в сане епископа Нижегородского. Святой Димитрий искал сведений против раскола и в Москве, у своих ученых друзей, прося их тщательно рассмотреть священную утварь соборов, могущую служить обличением неправды.

Даже в последних своих письмах постоянно извещал он Феолога о новом своем сочинении, которое занимало всю его деятельность, хотя и скучал такого рода прениями и надеялся довершить его к Светлому празднику, жалуясь только на недостаток писцов. Этой книгой окончились письменные труды святителя на сорокадвухлетнем иноческом его поприще и семилетнем святительстве в Ростове. Повторяя вместе с Давидом: «Пою Богу моему, дондеже есмь», он говорил, что мы долженствуем что-либо делать во славу Божию, да час смертный не в праздности нас застанет, и помышлял возвратиться к своему Летописцу, если Бог поможет его немощи; но она его одолела на пятьдесят восьмом году от рождения, ибо силы его, изнуренные многолетними трудами, более и более ослабевали, и уже за год до своей кончины писал он в Москву к своим друзьям: «Бог весть, могу ли начатое совершить? понеже часто и мои недугования перо пишущее от руки отъемлют и писца на одр повергают, гроб же очам представляют, а к тому очи мало видят и очки не много помогают, и рука пишущая дрожит, и вся храмина тела моего близ разорения».

Таковы были подвиги святительские святого Димитрия, но кто исчислил его келейные подвиги? Ибо он был бодрый молитвенник и постник и как писаниями своими внушал другим заповеди поста и молитвы, так и собою подавал пример к их исполнению. Во все дни пребывал он в воздержании, вкушая мало пищи, кроме праздников, а в первую неделю четыредесятницы однажды только разрешал себе пищу, в Страстную же неделю только в Великий четверг, и тому же научал своих присных. Он советовал им при каждом ударении часового колокола памятовать час смертный, ограждая себя крестным знамением с молитвами: «Отче наш и Богородице». Приходивших к нему в келью не отпускал без назидания и благословения малыми иконами и все свои небольшие келейные доходы употреблял на добрые дела, промышляя о вдовах и сиротах; части при раздаче милостыни ничего не оставалось у самого для потребы житейской. Нередко собирал он в свою крестовую палату нищих, слепых и хромых, раздавая им одежду вместе с хлебом, ибо он, подобно Иову, был оком слепых, ногою хромых и утешителем своей паствы. Непрестанно ожидая своего исхода, по умножению болезни, и опасаясь, чтобы не стали искать после его кончины мнимых богатств, святитель за два года до кончины написал свою духовную, в которой излилась пред Господом и человеками вся его высокая христианская душа, исполненная любви к ближним и глубочайшего смирения.

«Во имя Отца и Сына, и Святого Духа аминь. Се, аз смиренный архиерей Дмитрий, митрополит Ростовский и Ярославский, слушая гласа Господа моего во Святом Евангелии глаголющего: будите готови, яко в он же час не мните. Сын человеческий приидет (Матф. XXIV, 44); не весть, бо, когда Господь дому приидет, вечер, или полунощи, или в нетлоглашение, или утро, да не пришед внезапну, обрящет вы спяща (Марк. XIII, 35), тою гласа Господня слушая и бояся, еще же и чаете недугованием одержим бывая, и день от дне изнемогая телом, и чая на всяко время онаго Господом глаголанного нечаянного часа смертного, и по силе моей, приуготовляяся ко исходу от сея жизни, судих сею духовною грамотою моею вестно сотворити всякому; иже восхощет по кончине моей взыскивати имения моего келейно, во еже бы не трудитися ему вотще, ни истязовати служивших мне Бога ради, да весть мое сокровище и богатство, еже от юности моея на собирах (сие не тщеславяся реку, но да искателем моего по мне имения вестно сотворю); отнележе бо приях святой иноческий образ и постригохся в Киевском Кирилловом монастыре в осьмнадцатое лето возраста моего и обещал Богову нищету извольную имети: от того времени даже до приближения моего ко гробу, не стяжевах имения и мшелоимства, кроме книг святых, не собирал злата и сребра, не изволях имети излишних одежд, ни каких-либо вещей, кроме самых нужд: но нестяжание и нищету иноческую духом и самим делом по-возможному соблюсти тщахся, не некийся о себе, но возлагаяся на промысл Божий, иже никогда же мя остави. Входящая же в руце мои от благодетелей моих подаяния и яже на начальствах келейный приход, тыи истошевах на мои и на монастырские нужды, идеже бех во игуменех и архимандритех, такожде и во архиерействе сый, не собирах келейных (иже не многи бяху) приходов, но ово на мои потребы та иждивах, ово же на нужды нуждных, идеже Бог поведет. Никто же убо да трудится, по смерти моей, испытуя или взыскуя какового-либо келейнаго моего собрания; ибо ниже на погребение что оставляю, ни на поминовение, да нищета иноческая наипаче на кончине явится Богу: верую бо, яко приятнее Ему будет, аще и едина цата по мне не останет, нежа еда бы многое собрание было раздаваемо? И аще мене тако пища, никто же восхошет обычному предати погребению, молю убо тех, иже свою смерть памятствуют, да отвлекут мое грешное тело в убогий дом, и тамо между трупами да повергнут е. Аще же владычествующих изволение повелит мя, умерша, погребсти по обычаю, то молю христолюбивых погребателей, да погребут мя в монастыре Св. Иакова, епископа Ростовского, во угле церковном, идеже место ми наименовах, о сем челом быо. Изволяяй же безденежно помянути грешную мою душу в молитвах своих Бога ради, таковый и сам да не поминает мя нища, ничтоже на поминовение оставльша: Бог же да будет всем милостив и мне грешному во веки. Аминь».

«Сицевый завет: се моя духовная грамота: сицево о имении моем известие. Аще же кто известию сему, не емля веры, начнет со испытанием искати по мне злата и сребра, то аще и много потрудится, ничто же обрящет, и судит ему Бог».

Святой Димитрий объявил завещание свое заблаговременно другу своему, местоблюстителю патриаршему Стефану, и они положили между собой взаимный обет: чтобы тот из них, кто переживет другого, совершил погребальную службу над усопшим собратом. Стефану, младшему по годам и бодрому по силам, досталось воздать этот последний долг своему другу. За несколько дней до кончины святой Димитрий, услышав, что благочестивая царица Параскева Феодоровна собирается в Ростов для поклонения чудотворной иконе Богоматери, которую должны были принести из Толгской обители, сказал казначею своему, иеромонаху Филарету, предвещая ему свою кончину: «Се грядут в Ростов две гостьи, Царица небесная и Царица земная, токмо я уже видеть их здесь не сподоблюся, а надлежит к принятию оных готову быть тебе казначею».

За три дня до преставления начал он изнемогать, однако в день своего ангела, святого великомученика Димитрия Солунского, служил по обычаю литургию в соборной церкви, но уже не в силах был говорить поучение. Один из певчих читал приготовленное им по тетрадке, святитель же сидел в царских дверях, изменившись в лице от тяжкой болезни. Несмотря на то, он принудил себя присутствовать и при обычной трапезе в крестной палате, хотя ничего не вкушал. На другой день приехал из Переяславля преданный ему архимандрит Варлаам и был принят им с любовью. Во время их духовной беседы прислала бывшая кормилица царевича Алексея Петровича, инокиня Евфросиния, из рода Казинских, жившая близ архиерейского дома, просить святителя, чтобы навестил ее, болящую. Изнемогающий сам от болезни, отказался идти, хотя и много уважал ее добродетельную жизнь; но она вторично прислала убедительно просить, чтобы хотя на краткое время посетил ее; подвигнутый советом архимандрита, который полагал, что малое движение будет ему полезно, святитель решился исполнить желание благочестивой инокини после вечернего пения, но уже с трудом мог дойти обратно до своей кельи. Он поручил казначею своему угостить архимандрита, и сам, поддерживаемый служителями, немалое время ходил по келье. Думая облегчиться от удушливого кашля; потом велел призвать к себе в келью певчих, чтобы еще раз усладить слух свой духовным пением гимнов, которые сам некогда составил, как-то: «Иисусе мой прелюбезный! Надежду мою в Бозе полагаю! Ты мой Бог, Иисусе, Ты моя радость!» Во все время пения внимательно слушал святой Димитрий, прислонясь к печке и греясь духовно более, нежели телом. С благословением отпустил он каждого из певчих и одного только любимого при себе удержав, который был ему усердный сотрудник при переписке его творений. Простодушно начал ему рассказывать болезненный святитель о своей жизни, чувствуя уже eе иcxoд: как ее провождал в юности и в совершенном возрасте, как молился Господу, Пречистой Его Матери и всем угодникам Божиим, и присовокупил: «И вы, дети, молитесь так же».

Наконец сказал: «Время и тебе, чадо идти в дом свой»; когда же певчий, приняв благословение, хотел удалиться, святитель проводил его до самых дверей и поклонился ему почти до земли, благодаря его за то, что много трудился, переписывая его сочинения. Содрогнулся певчий, видя столь необычное провождение своего пастыря, и с благоговением сказал: «Мне ли, последнему рабу, так покланяешся, владыко святый?» И с кротостью опять сказал ему смиренный владыка: «Благодарю тебя, чадо», — и возвратился в келью; певчий же, заплакав, ушел в дом свой. Тогда святитель велел разойтись всем своим служителям, сам же, заключившись в особой келье как бы для того, чтобы несколько отдохнуть, пребыл в молитве до своего преставления. На рассвете взошедшие служители нашли его на коленях, как бы молящегося, но какою печалью исполнилось их сердце, кода увидели его уже усопшим на молитве. Ударили трикраты в большой колокол; певчий, еще накануне с ним беседовавший, услышав сей горестный глас святительского преставления, немедленно прибежал в архиерейские палаты и еще застал пастыря своего и отца стоящим на коленях в том положении, в каком предал праведную душу свою Богу.

Усопший облачен был в святительское одеяние, которое сам себе приготовил, и вместо послания положены были ему, по благовременному его приказанию, разные его сочинения, вчерне писанные его рукою;

тело усопшего пастыря вынесено было в крестовую его церковь Всемилостивого Спаса, что на сенях, близ той кельи, где он скончался. Когда огласилось в Ростове о преставлении доброго и чадолюбивого пастыря, почти весь город стекся к честному его телу, и поднялся горький плач народа о добром пастыре, учителе и заступнике, оставившем сиротами свою паству. В тот же день благочестивая царица Параскева с тремя дочерьми-царевнами: Екатериною, Параскевою и Анною Иоанновнами, прибыла после обедни в Ростов и весьма сокрушалась, что не удостоилась получить благословение святителя пред его исходом. Она велела отслужить соборную панихиду над усопшим и пошла на сретение чудотворной иконы в Богоявленский монастырь, откуда принесена была с торжеством в Ростовскую соборную церковь, дабы главная святыня осиротевшей епархии осенила усопшего пастыря. Туда же, в присутствии царицы, с подобающей честью перенесено было тело святительское и вторично совершена соборная панихида в ее присутствии: такую почесть судил Господь воздать блаженному своему угоднику! Завещание его было немедленно послано в Москву в монастырский приказ, и, во исполнение его предсмертного желания, велено было в Яковлевском монастыре приготовить могилу в соборной церкви Зачатия Богоматери, в углу с правой стороны, и выстлать ее камнем; но по небрежению могильщиков, не без особого, впрочем, промысла Божия, не была выстлана камнем могила, а только сделан обруб деревянный, который от сырости скоро сгнил, и это послужило впоследствии к обретению мощей святителя.

Около месяца пребывало тело святого Димитрия в соборной его церкви нетленно, и во все это время совершались над ним панихиды всенародные. Уже в последних числах ноября прибыл в Ростов местоблюститель патриаршего престола митрополит Стефан исполнить данный им обет другу, и когда вошел в кафедральный собор, много плакал над гробом усопшего. Тогда настоятели монастырей ростовских, соборные священники и многие из почетных граждан приступили к митрополиту, умоляя его погребсти тело любимого ими святителя в соборной церкви, подле его предместника Иоасафа, где и всегда погребались митрополиты ростовские: но местоблюститель патриарший не решился изменить воли своего друга. Он сказал просящим: «Так как при самом вступлении своем на епархию Ростовскую преосвященньй Димитрий предварительно сам избрал себе место упокоения в Яковлевском монастыре, то имею ли я право изменить оное?»

В назначенный для погребения день 25 ноября местоблюститель патриарший отслужил торжественную литургию в кафедральном соборе и надгробное пение со всеми священнослужителями города Ростова, причем сказал приличное слово в память усопшего. Потом, в сопровождении всего клира и народа, со многим плачем и чрезвычайным торжеством, перенесено святое тело в Яковлевский монастырь, где и положено, по завещанию, в правом углу соборной церкви, и надгробные стихи написаны были самим местоблюстителем Стефаном. Замечательно, по любви святителя к воспоминанию страстей Господних, стечение дней для него значительных: скончался он в день пятничный, вскоре после своего тезоименитства, и погребен месяц спустя, также в день пятничный, посвященный памяти распятия Господня, и обретение святых мощей его случилось также в день пятничный, ибо этот великий подвижник, собиравший во все течение своей жизни на пользу всего православного христианского рода жития святых, написанных на небесах в книге вечной, и сам, вскоре после своего отшествия от сей маловременной жизни, удостоился быть вписанным вместе с ними в той же вечной книге перстом Божиим и увенчаться венцом нетления.

После 42 лет, протекших от его погребения, 21 сентября 1752 года, при разобpании опустившегося помоста в церкви Зачатия Богоматери, обретены были нетленными его святые мощи в согнившем гробе, равно как и святительская его одежда, и от них, как от благодатного источника, начали истекать исцеления одержимых различными болезнями: слепые прозревали, немые говорили, расслабленные двигались, и бесы изгонялись молитвами, совершавшимися при святых мощах. Внимая этим ясным указаниям Божественного промысла, Святейший Синод, по свидетельствовании святых мощей и бывших чудес, причислил святителя Димитрия к лику новоявленных чудотворцев Российских 22 апреля 1757 года. Преемнику его по кафедре Ростовской, митрополиту Арсению, поручено было составить жизнеописание святого, а службу ему написал Амвросий, епископ Переяславский, впоследствии архиепископ первопрестольной столицы, где мученически окончил дни свои. В следующем году благочестивая императрица Елизавета по усердию к святителю устроила для мощей его серебряную раку, а в 1763 году императрица Екатерина после своего царского венчания пешком совершила путешествие из Москвы в Ростов для поклонения мощам святого Димитрия и переложення их в приготовленную раку, которую сама несла вместе с архиереями при торжественном обхождении храма: такая царственная почесть была опять воздана Угоднику Божию.

Совершаются и до сих пор благодатные исцеления при мощах святителя, над которыми, уже в наше время, 40 лет неусыпно бодрствовал другой подвижник, гробовой старец иеромонах Амфилохий, оставивший по себе благую память и возлегший как бы на страже у порога церковного того храма, где покоятся мощи святителя (там же в преддверии почивает и его благочестивый племянник архимандрит Иннокентий, долго бывший настоятелем Яковлевской обители). Прославим Господа по неизреченной Своей милости, проявившего столько благочестия уже во дни наши, в смиренном городе Ростове, и прославившего там многими чудесами нового великого светильника Российской земли, который является скорым помощником для призывающих его святое имя. Молитвами этого великого Православия ревнителя и искоренителя расколов, целебника Российского и цевницы духовной уцеломудряющей всех своими писаниями, да сподобимся и мы быть написанными в книге жизни Агнца Божия вместе со всеми от века ему угодившими, к лику коих причислен и святитель Ростовский Димитрий.

С 10 ноября 1991 г. честные мощи святителя Димитрия пребывают в Яковлевском храме, справа от царских врат. У гробницы святителя вновь возносится ему теплая и смиренная молитва: «О всеблаженне святителю Димитрие...».

В мае 1763 года Екатерина Вторая взошла на российский престол и первым делом отправилась в Ростов, в Спасо-Яковлевский монастырь. Будущая великая императрица поклонилась чудотворным мощам Дмитрия, митрополита Ростовского. Екатерина не случайно решила обратиться с молитвами именно к Святителю Дмитрию. Еще при жизни он прославился своей мудростью, талантом проповедника, считался продолжателем традиций Иоанна Златоуста и Григория Богослова. А написанные им Четьи-Минеи, или жития святых, до сих пор остаются настольной книгой каждого православного христианина.

Будущий святитель Дмитрий, в отрочестве Даниил, родился в украинском местечке Макаров в декабре 1651 года, в семье казачьего сотника Саввы Тунталы. Однако от воинского поприща Даниил отказался – выбрал Братское училище при Богоявленской церкви в Киеве. Вскоре после училища он ушел в Кирилловскую обитель, где и принял постриг, получив в иночестве имя Дмитрий.

Жизнь приготовила ему множество переездов из одной обители в другую. С юных лет его ждали везде как искусного проповедника, борца с римским влиянием, которое на украинской земле в те годы было очень сильным. Любовь к проповедям Дмитрия была так велика, что однажды его с большим гостеприимством задержали в Слуцке, в Виленской обители и даже не хотели отпускать. Однако по призыву гетмана Самойловича проповедник перебрался в Батурин, в Николаевский монастырь, где стал игуменом. Но скоро он отказался от управления обителью, словно предвидя, что его ждет дело более великое и ответственное.

В 1684 году архимандрит Киево-Печерской лавры Варлаам Ясинский призвал к себе отца Дмитрия. Варлаам высоко ценил его литературный дар и склонность к кропотливому научному труду. Именно эти качества были необходимы для написания на новорусском языке полных Четий Миней: жизнеописаний святых, изложенных по порядку месяцев, – для ежедневного чтения всем православным.

В июне того же 1684 года отец Дмитрий приступил к первой части Четий Миней. Всего же написанию Житий святых – а это в современном издании 13 томов в среднем по семьсот страниц – он посвятил 20 лет своей жизни. Трудные переезды с одного места на другое не раз прерывали работу отца Дмитрия. И если первую часть Житий он писал на Батурине близ Киева, то последнюю закончил уже в Ростове.

В 1701 году отец Дмитрий был вызван в Москву. Царь Петр желал распространять свет христианства в языческой Сибири, и старец был избран для этой миссии – его рукоположили в митрополита Сибирского. Однако здоровье так и не позволило ему отправиться в далекий Тобольск. Кроме того, святитель Дмитрий боялся, что новое назначение помешает ему закончить Четьи-Минеи. Государь Петр благосклонно отнесся к тревогам отца Дмитрия, и ему была поручена кафедра Ростовская. Ростов и Спасо-Яковлевский монастырь стали последним пристанищем для святителя.

В 1705 году была закончена последняя часть Четий-Миней. Здоровье отца Дмитрия было уже серьезно подорвано – святитель, не смотря на зрелые годы, много ездил по епархии, борясь с расколом. «Окаянные последние времена наши! - писал Димитрий. - Святая церковь сильно стеснена с одной стороны от внешних гонителей, с другой - от внутренних раскольников. С трудом можно найти истинного сына церкви; почти в каждом городе изобретается особая вера; простые мужики и бабы догматизуют и учат о вере».

В ночь на 28 октября 1709 года митрополит Дмитрий отослал всех служителей и уединился в своей келье. Утром его нашли уже усопшим. В последние минуты своей жизни Святитель Дмитрий молился.

Оформление переплета Павла Ильина

Память 1 июля

Страдание святых мучеников Космы и Дамиана

После плотского прославления на земле Владыки Христа, Бога нашего, повсюду стали известными, как весьма удивительное дело, подвиги святых Христовых мучеников; ибо в них проявилась сила Спасителева; для всех было изумительным высказанное святыми мужественное сопротивление мучителям своим и непобедимое терпение. К числу таковых мучеников принадлежали и сии, родившиеся в древнем Риме от одного отца и матери и воспитанные в правилах христианского благочестия, братья по плоти – святые страстотерпцы Косма и Дамиан, о которых предстоит наше слово.

Научившись врачебному искусству, сии святые братья успешно исцеляли всякие болезни, и им содействовала во всем благодать Самого Бога. На каких бы больных людей или скотов ни возлагали они свои руки, те немедленно становились совершенно здоровыми. Сии искусные целители ни от кого не брали вознаграждения за исцеления, за что и были прозваны «безмездными врачами». Только одной, самой драгоценной награды требовали они от исцеляемых – веры во Христа. И действительно, не только в самом Риме, но и в окрестных городах и селениях, которые они обходили с целью исцеления недужных, они многих обращали ко Христу. Помимо благодати исцеления, они благодетельствовали людям и щедрым подаянием. У них было большое, собранное предками и перешедшее к ним от родителей имущество, которое они продавали, раздавали нищим и нуждающимся; они питали алчущих, одевали нагих; одним словом, они оказывали милосердие всем бедным и неимущим. Когда они исцеляли больных, то обычно они говорили им так:

– Мы только возлагаем на вас руки и ничего не можем сделать нашею собственною силою, все же совершает всемогущая сила единого истинного Бога и Господа Иисуса Христа; если вы уверуете в Него и не усомнитесь, то немедленно сделаетесь здоровыми.

Мученики Косма и Дамиан Римские, бессребреники. Миниатюра. Минологий Василия II. Константинополь. 985 г. Рим. Ватиканская апостольская библиотека

И действительно те, веруя, получали выздоровление.

Таким образом, ежедневно, многие, отвращаясь от идолопоклоннического нечестия, присоединялись ко Христу.

Жилище сих святых врачей находилось в одном римском селении, где было имение их родителей. Имея здесь свое местопребывание, они просвещали святою верою все окрестности.

Между тем диавол, завидуя такой, просиявшей добродетелями, жизни святых, возбудил некоторых своих прислужников отправиться к царю и оклеветать пред ним неповинных. В это время в Риме царствовал Карин1
Император Карин царствовал с 283 по 284 г.

Сей последний, послушавши клеветников, немедленно послал воинов в то селение, в котором проживали святые, с приказанием схватить безмездных врачей Коему и Дамиана и привести их к нему для допроса.

Когда воины царские дошли до селения, в котором жили святые, и стали расспрашивать здесь о Косме и Дамиане, то верующие собрались к святым и умоляли их укрыться куда-нибудь на короткое время, пока минует их гнев царский. Но святые не только не послушались этого совета, но, наоборот, намеревались самовольно выйти к отыскивавшим их воинам, желая с радостью пострадать за имя Христово. Когда же к ним собрались многие верующие и слезными мольбами увещевали их сохранить свою жизнь не ради себя, но ради спасения других, то святые – хотя и против воли, – повиновались им. Тогда верующие, взявши святых, сокрыли их в некоей пещере.

Между тем воины, тщательно отыскивая всюду святых и не находя их, от гнева и досады схватили некоторых благочестивых мужей из того селения, возложили на них оковы и повели их в Рим.

Узнав о сем, святые Косма и Дамиан немедленно вышли из пещеры и с поспешностью побежали по следам воинов; нагнавши последних на дороге, они сказали им:

– Отпустите невинных, а нас возьмите, ибо мы – те самые, которых вам приказано взять.

Таким образом воины, отпустивши тех мужей, возложили оковы на святых Коему и Дамиана и повели их в Рим. Здесь святые были заключены в оковах в темницу, в которой находились до утра. С наступлением утра царь воссел пред народом на обычном судилище, которое находилось на месте, отведенном для зрелищ; приказав представить пред собою святых узников Коему и Дамиана, царь громко сказал им:

– Это вы противоборствуете богам отцов наших и какою-то волшебною хитростью безмездно исцеляете болезни у людей и скотов, соблазняя простых людей отступать от отеческих богов и законов? Но хотя бы теперь оставьте свое заблуждение и послушайтесь моего доброго совета; приступите, принесите жертву богам, которые до сего времени долго терпели вас. Боги, будучи обижены вами, не воздали вам злом за зло – хотя и могли воздать, – но терпеливо ожидали вашего обращения к ним.

Святые же угодники Христовы, как бы едиными устами, отвечали царю так:

– Мы не соблазнили ни одного человека; мы не знаем никакой волшебной хитрости, никому не причинили никакого зла, но излечиваем болезни силою Спасителя и Господа нашего Иисуса Христа, как заповедал Он, говоря: «Больных исцеляйте, прокаженных очищайте» (Мф. 10:8). Делаем же мы сие безмездно, потому что так завещал Спаситель, Который сказал: «Даром получили, даром давайте» (Мф. 10:8). Ведь мы требуем не имений, но ищем спасения душ человеческих и служим нищим и немощным, как Самому Христу, ибо Он присваивает Себе те попечения, которые совершаются ради первых, вещая к благодетелям: «Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф. 25:35–36). Сии заповеди Его мы стараемся исполнять, надеясь получить от Него награду в бесконечной жизни Небесного Царствия. Поклоняться же признаваемым тобою богам мы никогда не согласимся. Поклоняйся им ты и те, кто согласен с тобою! Мы же хорошо знаем, что они не боги. Если же ты, царь, желаешь, то мы предложим тебе добрый совет, дабы ты познал единого истинного Бога, Творца всех, «ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45), – для наших потребностей во славу Своего превеликого имени: отступивши от бесчувственных и бездушных идолов – служи Ему!

Император Карин отвечал на сие святым так:

– Я не витийствовать призвал вас, но принести жертву богам.

– Мы приносим, – отвечали святые, – бескровную жертву, души наши, единому нашему Богу, избавившему нас от сети диавола и давшему Своего Единородного Сына за спасение всего мира. Сей наш Бог – не созданный, но Создатель всех, а твои боги суть измышления человеческие и дела рук ремесленников, и, если бы не существовало среди людей ремесла, производящего вам богов, вы не имели бы, кому поклоняться!

– Не раздражайте вечных богов, – сказал Карин, – но лучше принесите жертвы и поклонитесь им, если не хотите подвергнуться уже приготовленным для вас мукам.

– Да будешь посрамлен ты, Карин, с твоими богами, – сказали, исполнившись Святого Духа, рабы Христовы. – Так как ум твой отвращается от всегда сущего и вовеки живущего Бога и обращается к бесчувственным и никогда не существовавшим идолам, то пусть для твоего посрамления и для того, чтобы ты своим собственным опытом понял, что Бог наш всемогущ, – пусть изменится лицо твое на твоем теле и свернется со своего места!

В то время как святые произносили сии слова, внезапно переменилось лицо у Карина и свернулась шея его таким образом, что лицо его очутилось на его плечах, и он не мог повернуть своей шеи, да и помочь ему никто не мог. Таким образом он сидел на троне – с искривленною шеей и лицом. Между тем смотревший на сие народ громогласно взывал:

– Велик Бог христианский, и нет другого Бога, кроме Него!

В то время многие уверовали во Христа и умоляли святых врачей исцелить царя. Последний и сам умолял их о том же, говоря:

– Ныне я поистине знаю, что вы рабы Бога истинного. Итак, я умоляю вас, так как вы уврачевали уже многих, то исцелите и меня, дабы и я уверовал, что нет другого Бога, кроме проповедуемого вами, Сотворившего небо и землю.

– Если ты, – сказали ему на сие святые, – познаешь даровавшего тебе жизнь и царство Бога и уверуешь в Него всем сердцем своим, то Он исцелит тебя.

– Я верую в Тебя, – громогласно произнес царь, – Господи Иисусе Христе, истинный Боже, помилуй меня, и не помяни моего первого неведения!

В то время как царь произносил сии слова, выпрямилась шея его, лицо стало на свое место, как было сначала, и он, вставши со своего места, возвел очи свои на небо и, воздевши руки, воздал вместе со всем народом благодарение Богу, сказав так:

– Благословен Ты, Христе, истинный Боже, приведший меня посредством сих святых рабов Твоих от тьмы к свету.

Получивши, таким образом, исцеление, царь почтил дарами святых рабов Коему и Дамиана и отпустил их с миром.

Выйдя из Рима, святые направились в свое селение. Жители как сего селения, так и окрестных селений, услыхавши обо всем, что сделано было в Риме святыми, вышли навстречу угодникам Божиим и приняли их с радостью, веселясь и прославляя Владыку Христа. Святые между тем, по своему обыкновению, снова обходили окрестные города и селения, исцеляя недуги и просвещая всех святою верою, а затем снова возвращались в свое селение. Ненавистник же рода человеческого диавол, не успев повредить святым своими первыми кознями и не возмогши истребить их из числа живых людей, придумал другое средство. В той стране был один весьма известный врач, у которого первоначально учились врачебному искусству и сии святые Косма и Дамиан. Его-то и научил враг рода человеческого, не терпевший славы угодников Божиих, позавидовать святым. Призвавши с лестью к себе святых, тот повлек их, как бы с целью собирания врачебных растений, на гору, затаив, между прочим, в своем сердце Каинову мысль2
Каин – имя старшего сына Адама и Евы. Как первый плод чадорождения в греховном состоянии, Каин был угрюм и злобен и из зависти убил кроткого брата Авеля (Быт. 4:1-16). Это событие и имеется в виду в житии.

Заведя далеко святых, он устроил так, чтобы каждый собирал растения отдельно. Затем, напавши сначала на одного, побил его камнями, а потом таким же образом погубил и другого; после всего, взяв тела святых, он сокрыл их при находившемся там колодце3
Кончина святых безмездных врачей Космы и Дамиана последовала в 284 г.

Таким образом святые страстотерпцы Христовы, безмездные врачи Косма и Дамиан, восприняли кончину жизни своей и сподобились мученических венцов от Христа Господа Спаса нашего, Которому воссылается честь и слава с Отцом и Святым Духом ныне и в бесконечные веки. Аминь.

Память преподобного отца нашего Петра

Преподобный Петр родился и был воспитан в Константинополе. Он происходил от славных и богатых родителей. Отец его, по имени Константин, был саном патриций4
Патрициями у римлян назывались полноправные, свободнорожденные дети коренных римских граждан. Патрицианских родов считалось в Риме около ста. Обыкновенно патриции занимали высшие государственные должности.

И занимал должность полководца. С юности усердно занимаясь науками, сей Петр в особенности хорошо изучил философию, а также изучил и все светские науки. Достигнувши затем мужеского возраста, он вступил в брак и, после кончины своего отца, унаследовал почетный его патрицианский сан. Он был назначен патрицием в царствование благочестивой царицы Ирины и сына ее Константина5
Константин VI царствовал с 780 по 797 г. Мать его Ирина царствовала с 797 по 802 г.

Когда же на императорский престол вступил Никифор6
Никифор I царствовал с 802 по 811 г.

И у греков началась война с болгарами, тогда Петр был назначен императором главным начальником над всеми полками и отправился с воинами против болгар. Во время происходившей затем великой войны сначала греки победили болгар, а затем, по Божественному попущению, болгары, оправившись от понесенного поражения, жестоко разбили греков и умертвили самого императора их Никифора.

Преподобный Петр Константинопольский. Фреска. Ок. 1318 г. Косово. Монастырь Грачаница

В это самое время был захвачен болгарами и блаженный Петр с пятьюдесятью греческими князьями и, приговоренный к мучениям и смерти, содержался в темнице. И вот, когда он усердно молился Богу о своем избавлении, среди ночи явился ему святой Иоанн Богослов7
Память его совершается Святой Церковью 26 сентября и 8 мая.

Возлежавший на персях Христовых, освободил его из заключения и привел его в Рим. С того времени Петр посвятил всего себя на служение Богу; убедившись в ничтожестве всего земного, он удалился в Олимпийскую гору8
Олимпийская гора находилась в Малой Азии, на границах Фригии и Вифинии.

; приняв здесь ангельский образ, он подвизался вместе с Иоанникием Великим9
Память его – 4 ноября.

Преуспевая во всякой добродетели.

Проживши здесь тридцать четыре года, Петр, после того как уже умерла его супруга и сын, прибыл в Константинополь. Здесь он прежде всего некоторое время прожил при устроенной им церкви, именовавшейся Евандрийской. Затем, удалившись в уединенное безмолвное место, устроил себе здесь небольшую келию, в которой и прожил восемь лет, нося на теле колючую власяницу и во все годы постнической жизни не обувая ног. Он страшно истощил себя постом, бдением и прочими иноческими подвигами.

Подвизаясь так добродетельно и богоугодно, преподобный Петр почил о Господе и был сопричтен к лику преподобных, прославляющих Отца, и Сына, и Святого Духа вовеки. Аминь10
Кончина святого Петра последовала около 865 г.

Страдание святого мученика Потита

В царствование императора Антонина 11
Император Антонин Пий царствовал со 138 по 161 г.

Когда повсюду было поднято гонение на христиан, в Сардинии12
Сардиния – один из островов Средиземного моря; ныне входит в состав Итальянского королевства.

Проживал некий муж, придерживавшийся идолопоклоннического нечестия, по имени Гилас. У него был единственный сын, тринадцатилетний отрок, по имени Потит. Потит был вразумлен премудростью Бога, совершающего Себе хвалу «из уст младенцев» (Пс. 8:3), и просвещен благодатью Святого Духа настолько, что познал Творца своего и Ему одному приносил свои молитвы и поклонения, бездушных же идолов гнушался. Умея читать книги, Потит нашел христианские Божественные Писания и, прочитавши их, исполнился духовной премудрости и разума. Удалившись тайно от отца к христианам, он принял Святое Крещение и отвращался от мерзостных идольских жертвоприношений. Гилас, отец Потита, заметив, что сын его не воздавал поклонения идолам, весьма опечалился и начал с нежностью увещевать его вместе с ним принести жертву богам.

– Отче, – отвечал Гиласу на сии увещания святой отрок, – ты говоришь мне недобрые речи, приказывая принести жертву бесам! Если ты любишь меня, твоего сына, действительно отечески, то и советуй мне то, что спасает, а не губит душу. Я желаю, дабы и ты, познавши истину, отвратился от скверного заблуждения и стал служить Единому, на небесах живущему и все содержащему Богу, Творцу всей твари!

Отец, разгневавшись, заключил его в отдельную комнату и отдал приказание, дабы никто из домашних не осмеливался давать отроку ни хлеба, ни воды.

– Посмотрим, – пригрозил он, – подаст ли тебе пищу и питие Бог твой, Которого ты почитаешь!

Между тем святой отрок Потит, преклонивши колена, молился Богу, говоря так:

– «Вступись, Господи, в тяжбу с тяжущимися со мною, побори борющихся со мною» (Пс. 34:1). Я желаю служить Тебе, Господу моему Иисусу Христу, изволившему снизойти с небес на землю ради спасения рода человеческого. Призри на молитву смиренного раба Твоего и укрепи меня в алчбе, как укрепил Ты вверженного в львиный ров пророка Твоего Даниила13
Даниил – четвертый из так называемых «великих пророков» (Исаия, Иеремия, Иезекииль, Даниил). Был отведен в плен в Вавилон, в 604 г. до Р. X., по повелению царя Навуходоносора. Здесь прославился своей мудростью и истолкованием снов Навуходоносора. По клеветам завистников был брошен в ров на съедение львам, но силою Божией остался невредимым (Дан. 14:29–42). Это событие и имеется в виду в житии. Память святого пророка Даниила празднуется Святой Церковью 17 декабря.

Ты сказал в Святом Евангелии Своем: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся… Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5:6,10). Итак, не оставь и меня, заключенного здесь и томимого голодом и жаждою за правду Твою!

Святой пробыл в том заключении много дней, томимый от отца голодом и жаждою, от Боге же укрепляемый духовною пищею и напояемый благодатию Святого Духа, так что лицо его сияло как солнце. Веселясь о Господе, он говорил:

– Благодарю Тебя, Владыка, что Ты благоизволил насытить меня, недостойного раба Твоего, Твоими духовными благами, которых желают тем сильнее, чем больше получают. Молю также Тебя, Боже благой и милосердный, Боже ангелов и архангелов, не желающий смерти грешника, но хотящий, да обратится он и будет жив, – услышь меня, вопиющего к Тебе всем сердцем о моем родителе: даруй ему познание Твоей истины и разумение веры; отверзи ему ум, дабы познать ему Тебя, Творца своего и послужить Тебе одному, а не эллинскому многобожию. Пусть не порадуется о нем враг рода христианского – диавол, но да прославится на нем Твоя всемогущая сила, наставляющая к спасению заблуждающихся.

Когда святой молился в таких словах, ему явился Ангел Господень, укрепивший его и сказавший:

– Ты получишь то, что просишь! Бог, в Которого ты веруешь от всего сердца своего, всегда с тобою, и ты получишь то, чего просишь у Него. Но знай также и то, что на тебя замыслил козни губитель душ человеческих – диавол. Итак, тебе необходимо воспринять «всеоружие Божие» (Еф. 6:11), дабы ты возмог сопротивляться козням его.

Сказавши сии слова, ангел света удалился.

Между тем святой продолжал молиться к Богу, говоря:

По прошествии же некоторого времени, внезапно, в сиянии ложного света, явился Потиту ангел тьмы и сказал ему:

– Вот, я пришел к тебе, о незлобивый юноша, дабы ты не изнемогал телом и душою твоею от голода и жажды, но дабы послушался своего отца и с ним насытился яствами. Я, – Христос, смилостивившийся над тобою; видя твои слезы, я пришел навестить тебя.

– «Отойди от меня, сатана» (Мф. 16:23), враг истины, – отвечал святой отрок Потит обольстителю. – Ты не обманешь раба Божия: не Христос ты, но антихрист.

Сказавши сие, святой стал молиться, говоря:

– Господи Иисусе Христе! Отгони от меня сего скверного врага и вверни его в бездну, в которую он осужден со своими слугами!

Тогда диавол, изменивши притворное ангельское подобие, сделался громаднейшим великаном, в пятнадцать локтей ростом, а затем снова преобразился в огромного вола и зарычал страшным голосом. Святой же, оградивши себя знамением креста, сказал ему:

– Перестань, злобный дух, искушать Христовых воинов! Ты не сможешь устрашить искупленного силою креста!

– О, какой молодой отрок побеждает меня! Увы, где же мне почить теперь? На кого испущу я стрелы мои? Если я подступаю к старику, то и тогда я не столь легко побеждаюсь им, как сим отроком. Но отправлюсь, и войду в единственную дочь императора Антонина, и на ней покажу силу мою! Против тебя же, Потит, я возбужу царя, и научу его погубить тебя в страшных мучениях!

– Враг, – отвечал святой Потит, – каковым бы мучениям ни подвергали меня, я повсюду одержу над тобою победу, одержу победу не я, но Господь мой Иисус Христос!

Потом диавол убежал, взывая:

– Горе мне, потому что я побежден отроком!

После сего отец Потита Гилас, выведя его из заключения, сказал ему:

– Чадо, принеси жертву богам, ибо император повелел, дабы всякий, не приносящий жертв богам, был предаваем смерти после страшных мучений или был отдаваем на съедение зверям. Я страдаю за тебя, так как ты у меня единственный сын; я не хочу потерять своего наследника.

– Каким богам следует мне, – спросил святой, – принести жертвы, дабы мне знать их по именам?

– Да разве ты не знаешь, – сказал отец, – бога Зевса14
Зевс – верховный бог древнегреческой религии, считавшийся родоначальником прочих богов и людей.

Арея15
Арей, или Марс – бог войны.

И Минерву?16
Минерва, или Афина – богиня мудрости.

– Со дня рождения моего, – отвечал отрок, – я никогда не слыхивал, чтобы сии были богами, но – идолами. О, отче, если бы ты знал, сколь велик Бог христианский, Который, смиривши Себя, спас нас, то ты уверовал бы в Него, ибо Он есть единый истинный Бог, сотворивший небо и землю, все же прочие боги суть языческие бесы.

– Откуда у тебя сии речи, которые ты произносишь? – спросил Гилас.

– Моими устами говорит Тот, Кому я служу, – отвечал святой, – ибо Он сказал в Своем Евангелии: «Не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать» (Мф. 10:19).

– Разве ты не боишься мучений, дитя мое? – спросил Гилас. – Что ты будешь делать тогда, когда будешь отведен к правителю, который предаст тебя лютым мучениям?

– О, отче, – отвечал, улыбнувшись, святой отрок, – безумное слово произнес ты! Искупитель душ наших, Господь мой Иисус Христос, Он укрепит меня, раба Своего. Разве ты, отец, не знаешь того, что именем Господним Давид17
Давид – пророк, псалмопевец и знаменитый царь Израильский, живший за одиннадцать веков до рождества Христова; вел успешные войны с соседними народами, значительно расширил границы Израильского царства, заботился об упорядочении внутренней жизни иудеев и благоустроений богослужения. Им написана книга Псалтирь, содержащая 150 (151) псалмов, или кратких религиозно-нравственных молитвословий, выражающих разнообразные чувствования верующего.

Безоружный юноша, убил камнем сильного Голиафа18
Имеется в виду знаменитый подвиг Давида в единоборстве его с филистимлянским исполином Голиафом (подробнее об этом см. 1 Цар. 17:32–51).

и, извлекши у него меч, обезглавил его?

– В надежде на Бога своего готов ли ты перенести все страдания? – спросил Гилас.

Святой отвечал:

– Верую, что Творец мой, Отец, и Сын, и Святой Дух, Единый Бог в Троице, даст мне силу не только мужественно перенести все мучения, но и умереть за Него безбоязненно. И ты, отец, уверуй в Бога, о Котором я говорю тебе, и тогда ты спасешься. Ведь, те боги, которым ты ныне кланяешься, суть ничтожество – и никогда никого не спасли и не смогли ничего сделать. Да и какая польза кланяться бездушной меди, камню, дереву, которые, когда упадут на землю, не смогут подняться, но разбиваются на части и, будучи разбиваемы, не издают голоса, так как они немы и бесчувственны? Теми именами, которыми вы называете своих идолов, в древности именовались сквернейшие и беззаконнейшие люди, занимавшиеся бесовским волхвованием и предававшиеся разного рода злодеяниям, достойные всякого наказания. Государственные законы таковых осуждают и предают смертной казни и в настоящее время. Окаянные души тех ваших богов в настоящее время непрестанно мучаются в вечном, никогда не угасающем огне ада. В том же самом огне бесконечно будут мучиться и те, которые ныне служат идолам тех богов. Наш же вовеки живущий Бог все направляет к благой цели, управляет всеми видимыми и невидимыми тварями, владычествует над небесным и земным. Он поистине прославит в Своем Небесном Царствии верующих в Него и верно служащих Ему. Впрочем, и на земле Он также делает славными имена их, обогащая их чудесною благодатью, силою которой они творят знамения и чудеса. Ибо Он говорит: «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и, если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы» (Мк. 16:17–18).

Угодники Божии приходили к спасению своей души разными путями. Кто-то принял венец мученичества, кто-то возглавлял монастыри. А есть люди, которые оставили значимый след в Предании церкви своими творениями. Одним из таких является святитель Дмитрий, митрополит Ростовский.

Детство, учеба и первые шаги к Богу

Родился будущий архипастырь в 1651 году под Киевом в казачьей семье. И отец и мать ребенка вели благочестивую и богобоязненную жизнь, поэтому маленький Даниил (так в миру звали святого) рос в атмосфере любви и веры в Бога . Примечательно, что в своих дневниковых записях сын с большим благоговением описывает тихую и спокойную смерть своей матери. По этой записи понятно, что сын очень любил свою мать и считал ее жизнь примером веры.

Святитель Дмитрий Ростовский

Первое образование Даниил получал в домашних условиях, родители сами учили его читать. Когда он подрос и пришло время учиться дальше, он поступил в училище, где быстро стал одним из лучших учеников. Особенно хорошо ему давалось искусство риторики и публичных выступлений. Приобретенные во время учебы навыки помогли будущему великому проповеднику выработать неповторимый стиль речи, который предавал его словам и проповедям особую убедительность, пламенность и искренность.

Отличительной чертой молодого человека уже в годы его ученичества была глубокая духовная созерцательная жизнь. Он был чужд привычных для молодых людей увеселений, в свободное время молился, читал Библию , святых отцов. Очень любил храм Божий, старался не пропускать богослужений.

К сожалению, политическая ситуация в стране не дала одаренному юноше закончить обучение. Украина в то время постоянно переходила под власть разных государств, и военные конфликты были постоянными. Училище, в котором обучался будущий подвижник, было разрушено, и студентам пришлось прервать обучение. Но даже тех трех лет, проведенных в училище, юному подвижнику хватило, чтобы многое узнать и окончательно утвердиться в своем выборе встать на путь монашества.

Постриг и игуменство

Совсем еще юным человеком Даниил принимает решение уйти в монастырь. Родители не чинили препятствий в таком выборе сына и дали свое благословение, поскольку видели, что именно такой путь уготован Господом для их ребенка. И юноша Даниил уезжает из дома в Кирилловский монастырь. Настоятелем монастыря является бывший ректор училища, где обучался Даниил, поэтому встречают юношу в монастыре тепло.

Святитель Димитрий Ростовский

И вот в 1668 году наступает самое долгожданное событие в жизни Даниила - постриг. Совершил его сам отец игумен, а нового инока нарек Димитрием. Новоиспеченный монах сразу стал ревностно исполнять монашеское правило, выбрав себе в пример святых Антония и Феодосия , а также остальных подвижников Печерских.

Важно! Даже будучи монахом, отец Димитрий не оставлял обучения и научные исследования у себя в келии.

Через 7 лет после первого пострига случилась встреча отца Дмитрия с тогдашним митрополитом Черниговским. Увидев, что перед ним талантливый и ревностный служитель Господа, архиерей пригласил монаха проповедовать в Черниговской епархии. Там он быстро заслужил любовь простых людей и церковных служителей. Множество монастырей и крупных приходов стали приглашать отца Дмитрия, чтобы послушать его назидательные проповеди. Сила его слова была такова, что многие люди уверовали в Господа.

Объездив большое количество обителей и познакомившись со многими церковными иерархами, отец Димитрий получает приглашение от братии Кирилловского монастыря стать их игуменом. Архиепископ без колебаний утверждает богодухновенного монаха, и отец Димитрий становится настоятелем.

Впоследствии Промыслом Божиим он будет возглавлять не один монастырь, и на каждом месте святой Дмитрий будет примером для всей братии. Строгая подвижническая жизнь, аскетика, и при этом живое участие в жизни каждого человека делали его любимым игуменом в каждом монастыре.

О православных монастыряых:

• Задонский Тихоновский Преображенский монастырь в Липецкой области

Четьи-Минеи - главный труд святого Димитрия

Архимандрит Киево-Печерской Лавры Варлаам долгое время искал инока, способного выполнить большой и сложный труд - собрать воедино все известные жития святых. Во время польских налетов и военных конфликтов, множество богослужебных и церковных книг было утеряно, в том числе и имеющиеся на тот момент жития. Выбор архипастыря для выполнения этого, без преувеличения, исторического задания, пал на отца Димитрия, который на тот момент снял с себя обязанности игумена и жил простым монахом в одном из монастырей.

Димитрий Ростовский

Интересно! По своему великому смирению подвижник сначала долго отказывался от такого ответственного послушания, но позже согласился, понимая всю необходимость такой работы для Церкви Христовой.

Более двух лет трудился угодник Божий в Лавре, составляя жизнеописания святых. Но к нему снова обратилась братия Батуринского монастыря, уговаривая взять на себя управление. Долго отказывался монах, ссылаясь на свое послушание, но в итоге уступил. Так он снова стал игуменом, но не оставил своего дела. Уже на новой должности Димитрий закончил и передал архимандриту Варлааму свой труд, составленный на месяца с сентября по ноябрь. Архимандрит очень высоко оценил труд игумена, и первая четверть Четьи-Минеи сразу же была пущена в печать.

Первая изданная книга была высоко одобрена церковным руководством, и отец Димитрий удостоился похвальной патриаршей грамоты за свой труд. После этого он решает полностью посвятить свое время написанию второй книги, и снова снимает с себя обязанности игумена.

Однако как бы не стремился монах к затворнической жизни, слишком много сердец нуждалось в его пастырском опыте и христианском слове. И будущий угодник становится игуменом Петропавловского монастыря. Там, умело управляя обителью, он пишет вторую часть собрания житий святых. После этого следует еще несколько новых назначений в другие обители, и везде подвижник не оставляет своих трудов. Третью часть труда подвижник заканчивает с повышением в иерерхии в сане архимандрита Черниговского.

Посвящение в сан митрополита Ростовского

Во время трудов над Четьи-Минеи, сам император Петр Великий обеспокоился поиском предстоятеля для руководства большими территориями Сибири. По указанию киевского митрополита выбор пал именно на Дмитрия. Однако его настолько тяготила перспектива переезда в столь отдаленные веси, где у него не будет доступа к необходимым для него данным по житиям святым, что подвижник заболел. Узнав об этом, император Петр разрешил подождать назначения не в столь далекий край. И через непродолжительное время подвижник рукополагается в митрополита Ростовского.

Посвящение в митрополиты

Взяв на себя труды по руководству новой митрополией, подвижник обнаружил много проблем и нестроений. Будучи ревнивым служителем Господа и его Церкви, он сразу приступил к искоренению всяких злых обычаев , прижившихся в каждом приходе. Особенно печалило предстоятеля отношение местного духовенства к богослужениям и церковным святыням.

Важно! Для того чтобы наставить на путь истинный нерадивых пастырей, новый митрополит издал два послания местному духовенству.

Первое послание было в духе отеческой любви и заботы, в нем святой Димитрий слезно просил пастырей вспомнить о своем статусе и своих святых обязанностях по отношению к пастве. Второе послание было написано исходя из архиерейской власти, которой митрополит повелевал отдавать должное почтение и благоговение всем церковным святыням, особенно Телу и Крови Христовой.

Какой бы властью не был наделен митрополит, он прекрасно понимал, что искоренить духовные пороки местного нерадивого духовенства можно только лишь достойным примером, увещеванием и просвещением. Поэтому при своем доме он организовал приходское училище, где было три класса с отдельными учителями.

В училище разбирался Закон Божий, изучалось Евангелие, регулярно читались молитвы. Митрополит Димитрий лично следил за уровнем подготовки учеников, и по окончанию училища определял их служить при храмах, проявляя искреннее попечение о каждом из них.

Удивительно, но даже при таком насыщенном служении у подвижника хватало времени и сил трудится и далее над сборником житий святых. Так, уже в сане митрополита Ростовского он заканчивает и сдает в печать последнюю четвертую книгу Четьи-Минеи.

Важно! Таким образом, не прерывая своего преданного служения, митрополит Димитрий Ростовский заканчивает историческое для Церкви наиболее полное собрание житий святых - Четьи-Минеи. На этот труд ему понадобилось более 20 лет своей подвижнической жизни.

Борьба с раскольниками

Окончив один большой и душеспасительный труд для всего христианского народа, Промысел Божий возложил на митрополита новые заботы. Пришлось будущему угоднику спасать вверенную ему паству от беды раскольничества.

Димитрий Ростовский

В прилегающих к его митрополии Брынских лесах скрывались целые раскольничьи кланы и секты , которые засылали своих проповедников повсеместно с целью распространения своего лжеучения. Множество людей, особенно простых и не ученых тонкостям богословия, попались в их сети и стали колебаться в истинной вере.

Описывается один разговор, произошедший между Владыкой и простыми людьми. Как-то после службы к нему подошли два человека, и спросили, можно ли им брить бороды, как повелевал тогдашний указ. В народе бытовало мнение, что вместе с бородой у человека отнимается и образ Божиий. Долго втолковывал им митрополит о том, что не может образ Божиий быть в бороде, что он находится в душе человеческой.

Конечно же, с таким уровнем знаний о Христе народ легко впадал в раскольническую ересь . Тогда митрополит пишет несколько сочинений о вере, в которых твердо и уверенно объясняет, в чем состоит лжеучение раскольников и почему оно уводит от Бога.

Кроме того, Владыка регулярно объезжает вверенную ему епархию и повсеместно лично обличает раскольников и призывает православных христиан всячески избегать этого учения. Будучи ревностным проповедником и истинным христианином, он не может без боли смотреть, как простые люди совращаются с истинного пути хитрыми лжепроповедниками.

Чего стоит остерегаться православному христианину:

Другие труды святого подвижника и его духовные дарования

Имея опыт написания большого церковного труда, митрополит Димитрий решил написать еще одну книгу, повествующую о событиях Библии. Дело в том, что в то время Библия на славянском языке была большой редкостью, и стоила очень дорого. Поэтому большинство простого населения не могли позволить себе подобную роскошь и были лишены благодатного чтения Святого Писания. Более того, даже многие из священства плохо разбирались в библейских событиях и путали хронологию.

Икона Димитрию

Святой Димитрий начинает новый труд. В нем он использует основные библейские события и сюжеты, а к ним приписывает поучения и толкования. Читая это произведение, даже совсем незнакомый с Библией человек мог составить себе ясное представление о Священном Писании . К сожалению, окончить этот великий труд святителю так и не удалось из-за очень ослабленного здоровья.

Кроме написания книг, всю жизнь подвижник занимался проповедничеством веры Христовой. Обладая уникальным даром слова, он умел так выстроить свою речь, что равнодушным не оставался никто их слышащих. Поскольку чаще всего его слушателями оказывался простой народ, то и проповеди свои он выстраивал просто, как беседу отца с любимыми детьми. И какие бы труды и заботы не выпадали на долю подвижника, он никогда не оставлял подвига проповедничества до самых последних дней своей жизни.

Одним из его аскетических подвигов была молитва, которую он никогда не оставлял. Стараясь ежедневно бывать в храме, он в каждое воскресенье и церковный праздник служил литургию. Всех, кто был в его ближайшем окружении, учил постоянно и ревностно молится, каждую минуту памятуя о Господе.

Интересно! Очень строгим был и пост подвижника. Так, на Страстной неделе он ел только один раз - в Великий Четверг.

Конечно же, такая глубокая духовная жизнь сказывалась и на его земной жизни, на общении с людьми. С каждым, кого доводилось встретить Дмитрию Ростовскому, он был внимателен и обходителен. Всю жизнь помогал неимущим и страждущим - кому словом утешения, а кому и деньгами. Святой Димитрий отличался крайним нестяжанием, всегда довольствовался только необходимым минимумом благ для себя, а остальное раздавал нуждающимся.

Результатом такого внимательного отношения к собственной душе стало стяжание величайшего смирения. Подвижник всегда помнил слова Господа о том, что кто хочет быть первым в Царствии Небесном, тот должен быть последним в жизни земной. В жизни митрополита Димитрия эта заповедь воплощалась в глубоком почтении к любому начальству, в милости к подчиненным, в сострадании скорбящим.

Светлая кончина и память святого

Еще в самом начале своего митрополичьего служения, святой Димитрий заповедовал, что быть ему похороненному в Спасо-Яковлевской обители. С близким другом, митрополитом Стефаном, у подвижника был договор, что если он отойдет ко Господу первым, то хоронить его приедет именно Стефан. Умер святитель всего лишь на 59 году своей жизни, не дожив до глубокой старости. Но за свою жизнь он успел столько трудов положить на благо Церкви, что становится удивительно, как он мог это все успеть.

За несколько дней до кончины святитель еще служил Литургию , однако проповедь произносить уже не мог, и за него текст был прочитан чтецом по записи митрополита. После службы у него было еще несколько встреч с духовенством. Он даже сумел лично навестить одну из постриженных им монахинь, которая очень упорно об этом просила.

С большим трудом вернувшись в свою келию, отец Димитрий оставил с собой служителей своего храма, которые пели ему духовные песни.

Интересно! За свою жизнь наряду со многими трудами и подвигами святитель Димитрий написал тексты некоторых духовных песен, которые и пели ему в последние часы его земной жизни.

По окончанию песнопений все стали расходится, а митрополит задержал одного из чтецов, который помогал переписывать труды Владыки. Искренне благодаря чтеца за проделанную работу, митрополит поклонился ему прямо в ноги, еще раз показывая всем пример удивительного смирения. Чтец был удивлен и обескуражен подобным прощанием, и ушел от Владыки весь в слезах.

Оставшись одним, митрополит приступил к самому любимому своему занятию - молитве. На утро братия нашла любимого митрополита мирно скончавшимся на коленях, в той же позе, в которой он всегда молился.

Весть о кончине любимого всеми архипастыря быстро разнеслась по всему Ростову и за его пределами. Отовсюду стал стекаться народ, чтобы попрощаться с усопшим. Приехал и митрополит Стефан, который должен был погребать своего друга по давней договоренности. Все приехавшие глубоко скорбели о неоценимой утрате столь почитаемого пастыря, который словом своим многих наставил на путь веры Христовой.

После всех необходимых приготовлений и длительных погребальных служб, тело святителя было предано земле в том месте, где он сам и завещал. Огромное количество народа присутствовало на похоронах, многие плакали. Святитель Димитрий многим был действительно как любящий отец и пример настоящего Божьего служителя.

Более 40 лет тело святого находилось в захоронении. Позже, когда выполняли ремонтные работы и в соборе монастыря меняли пол, под сгнившими досками обнаружили большой деревянный сруб. Когда достали оттуда все поломанный доски и землю, то и увидели гроб святителя. Верх его был поврежден упавшими бревнами, однако тело святого не подверглось тлению. Нетленными остались даже погребальные одеяния подвижника.

Очень быстро известие об обретении святых мощей разнеслась по округе, и в монастырь снова потянулись люди, ища исцелений и утешений от святого. И чудеса не заставили себя ждать: прикладываясь к святым мощам многие получили выздоровление от самых различных недугов. Приводили к мощам и одержимых бесами, и бесы тотчас же покидали тело страждущего.

Официально освидетельствовав мощи и изучив все факты чудотворений , Священным Синодом Русской православной церкви было постановлено причислить митрополита Димитрия к лику святых, что и было сделано в 1757 году. После прославления ему была составлена служба, а его последователь и новый митрополит Ростовский Арсений составил житие нового святого.

И по сей день не ослабевает помощь святого Дмитрия Ростовского каждому, кто с искренней верой приходит к нему или обращается в молитве. А главный написанный труд святого, Четьи-Минеи, навсегда вошел в историю Церкви как наиболее полное творение, где собраны жития святых.

Видео о житии святого Дмитрия Ростовского